1916 год. Сверхнапряжение

Наиболее крупной и опасной была забастовка на судостроительных заводах треста «Наваль-Руссуд» в Николаеве, которая, без сомнения, привлекла к себе внимание императора. В результате задержки финансирования военно-морской программы два завода треста были загружены до предела уже перед началом войны. При годовой производительности в 22 млн руб. «Наваль» в начале 1914 г. имел заказов на 80 млн руб. (из них от Морского министерства – на 64 млн руб.). К середине 1915 г. сумма заказов увеличилась до 127,5 млн руб., при этом за 1914–1915 гг. завод дал продукции на 29 млн руб., в то время как сумма невыполненных заказов равнялась 98,5 млн руб.⁷ Николай II весьма внимательно относился к проблемам флота вообще и Босфорской экспедиции в частности. Во время поездки в Севастополь в апреле 1915 г. он специально посетил Николаев для осмотра строившихся кораблей⁸.

На двух заводах общества во время стачки в январе – феврале 1916 г. работали 18 тыс. человек, причем за 57 дней, когда заводы почти полностью остановили работу, было потеряно 315 790 человеко-дней. В момент забастовки на верфях и заводах Николаева строились: линейный корабль, 2 легких крейсера, 8 эскадренных миноносцев, 4 подводные лодки, 1 конвоир подводных лодок, 14 барж, главные механизмы для двух других легких крейсеров⁹. 11 (24) января 1916 г. рабочие прекратили работу и выдвинули экономические требования. Администрация согласилась рассматривать их только после того, как возобновится работа завода. Конфликт затянулся, и тогда рабочие избрали двоих делегатов и отправили их в Петроград в Рабочую группу. Одновременно местный ВПК известил свой Центральный комитет о сложившемся серьезном положении. 27 января (9 февраля) 1916 г. на заседании ЦВПК было принято решение командировать в Николаев товарищей председателя ЦВПК П. П. Козакевича и председателя Рабочей группы В. М. Абросимова¹⁰. Город в феврале 1916 г. должна была посетить союзническая делегация – в дело пришлось привлекать М. В. Алексеева. Его попросили задержать приезд представителей союзников вплоть до нормализации обстановки¹¹.

Давая показания Чрезвычайной Следственной комиссии Временного правительства, директор департамента полиции генерал Е. К. Климович поведал об Абросимове следующее: «Я должен сказать, что из агентов, которые у меня были в последнее время, наиболее смущал меня работой некий Абросимов… Я несколько раз обращал внимание начальника охранного отделения, чтобы его удержать, чтобы он не становился на пораженческую позицию, что я лично считал преступлением. Его часто посылали со своей революционной организацией, и он везде проповедовал оборонческую точку зрения. Что касается до его работы в Военно-промышленном комитете, то все-таки в тех пределах, в которых эта организация не преследовалась теми, которые существовали до переворота (февральского 1917 г. – А. О.)»¹². Последнее предложение вызывает сомнение и может быть объяснено только одним – атмосферой допроса, производившегося заинтересованной стороной. Как же обстояло дело на практике?

3 (16) февраля 1916 г. состоялось заседание Николаевского ВПК, на котором присутствовали представители бастовавших заводов, а также Казакевич и Абросимов. Последний призвал рабочих вернуться к работе и подверг критике пораженчество как путь к свободе. В принципе, эта речь была изложением положений «революционного оборончества», хорошо известных по эсеро-меньшевистским лозунгам периода февраля – октября 1917 г.: «Но свобода будет принесена не на штыках германских, она будет добыта силами России. “Пораженчество” – это признак осознания собственного бессилия. Для нас, для рабочего класса, далеко не безразлично – поражение или победа: с поражением России условия мира, которые будут выработаны нашими врагами, продвинут назад всю нашу промышленность и все те надежды, которые питают рабочие слои. Мы все должны желать мира, мира без аннексий. Но пожеланий мало. Нужна сила»¹³.

Хочется еще раз отметить, что эти слова, недвусмысленно призывавшие к войне не только на внешнем, но и на внутреннем фронте, были сказаны не весной 1917, а зимой 1916 г. Особую пикантность ситуации придавал тот факт, что Абросимов был агентом-информатором Петроградского охранного отделения, работавшим под кличкой Шаров и получавшим по 250 руб. в месяц¹⁴. В столице он находился под плотным контролем, чего никак нельзя было сказать о случаях «на выезде». Сведения о его выездных выступлениях не всегда доходили до курировавших его офицеров, что, очевидно, придавало им особый, бесконтрольный характер. «Из-за поездок Абросимова в провинцию, – отмечал начальник столичной охранки генерал-майор К. И. Глобачев, – я имел с ним много пререканий, причем ставил ему на вид именно возможность его ареста без моего ведома где-либо в провинции. Я настойчиво требовал от Абросимова, чтобы без моего разрешения он никуда по поручениям Рабочей группы из Петрограда не отлучался, и даже грозил ему арестом в случае, если он не будет моего требования исполнять»¹⁵.