1917: Да здравствует император!

Ответа не было. Пауза затягивалась. Наконец, не поднимая головы, он произнес усталым голосом:

– Отречение подписано. Что ж, так тому и быть…

– Но, государь…

Николай поднял голову, и я поразился тому, как он сильно постарел на эти несколько минут. Взгляд его был полон тоски и какой-то затаенной обиды. Я сделал еще одну попытку достучаться до него:

– Государь! Нет никакой необходимости в отречении, ведь…

И тут глаза императора полыхнули яростным огнем.

– Никогда русский царь не будет марионеткой! Никогда я не соглашусь на то, чтобы мной манипулировали! Быть может, я плохой самодержец, но я самодержец! И у меня, как у императора, есть только два выхода из ситуации: или отстранить тебя и действовать самому по своему разумению, или уступить трон тебе! Ты прав в оценке моей вины, я признаю это. Но я не приму твоей помощи, потому что я всегда буду помнить то, что ты сказал. Мне не нужен кукловод! Поэтому я ухожу и передаю корону тебе! И пусть благословит тебя Бог!

Он резко встал и решительно вышел из салона. Я бессильно упал в кресло. Да, похоже, тут все ясно. Своими откровениями я спас себя от обвинения в измене императору, но уничтожил царственное самолюбие самого императора. Вот так талантливо я постоянно попадаю в подобные скверные истории. Николай явно отречется. И явно не в пользу Алексея, ведь вряд ли он захочет, чтобы его сын был у меня той самой марионеткой, о которой он только что с такой яростью говорил!

Что ж, вот мы и приплыли. Не пора ли мне начинать писать манифест о восшествии на престол?

Орша. 28 февраля (13 марта) 1917 года

– Господа, я принял окончательное решение об отречении от престола.

Николай сказал это сухим и бесцветным голосом. Собравшиеся в салоне императорского вагона сидели растерянные и подавленные. Никто не смотрел на своего государя, впрочем, и он сам ни с кем не хотел встретиться глазами. Вот так, напряженно сидя в кресле и глядя прямо перед собой, продолжал говорить Николай Второй Александрович, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский, царь Херсониса Таврического, царь Грузинский; государь Псковский и великий князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; государь и великий князь Новагорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны повелитель; и государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли и области Арменския; черкасских и горских князей и иных наследный государь и обладатель; государь Туркестанский; наследник Норвежский, герцог Шлезвиг-Голстинский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая.

Я смотрел на происходящее, понимая, что именно сейчас, в этот самый момент и в этом самом месте меняется история государства Российского, равно как меняется история всего мира, всей планеты Земля, а быть может (кто знает?), и судьба в масштабах Галактики? Ведь если человечество не погибнет, то, возможно, оно, это самое человечество, таки доберется до звезд?

Однако меня понесло куда-то совсем не туда. Вероятно, повлиял на ход мыслей, упомянутый мной перечень титулов Николая Второго. Впрочем, теперь это мой перечень, и мне его нести на своих хрупких плечах.

Между тем Николай продолжал:

– Я отрекаюсь за себя и за своего сына в пользу моего брата великого князя Михаила Александровича. Манифест об отречении написан и подписан мной собственноручно. С этого момента моим и вашим государем является мой царственный брат.

Я встал и подошел к столу.

– Выполняя волю моего царственного брата, вступаю на престол государства Российского, о чем заявляю своим манифестом.

Наклоняюсь и подписываю, мельком увидев шапку подготовленного канцелярией документа: «Высочайший манифест. Божьей милостью, Мы, Михаил Второй, император и самодержец Всероссийский, царь Польский, великий князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая, объявляем всем верным Нашим подданным…»

Фредерикс, Воейков и Нилов встали, когда в салон вошел священник и внесли Евангелие. Николай положил на Святое Писание руку и размеренно произнес слова присяги: