1917: Да здравствует император!

– Я думаю, что не стоит принимать скоропалительных решений. Предлагаю до окончания всего дела определить его под замок в подвале Ставки. А потом решим, что с ним делать…

– Нет, господа, я протестую! – великий князь Сергей Михайлович решительно встал. – Миша очень эмоционален, и все, что он тут наговорил, следствие его вспыльчивой натуры. Да и сажать в подвал великого князя и родного брата государя как-то чересчур. Это определенно произведет весьма тягостное впечатление на общество, да и союзники могут не понять. Давайте пока определим его под домашний арест в гостинице и жестко ограничим ему круг общения. Он абсолютно не опасен, господа. Вы же знаете Михаила.

Лукомский и Алексеев переглянулись. Лукомский кивнул:

– Ну, будь по-вашему, Сергей Михайлович. Пусть пока отдохнет в своем номере, остынет немного, а там, я уверен, мы найдем точки взаимопонимания.

Алексеев поморщился, но не стал возражать, молча вышел в коридор, и через минуту в комнату ввалились солдаты во главе с все тем же штабс-капитаном, которого приставил ко мне Лукомский еще в гостинице.

– Штабс-капитан Добронравов! Его императорское высочество решением руководства Ставки взят под домашний арест до выяснения некоторых обстоятельств. Ваша задача сопроводить его высочество в номер в гостинице и взять под охрану. До особого распоряжения, покидать пределы номера ему не разрешается. Посетителей не пускать ни под каким видом, без подписи генерала Алексеева или моей. Все. Выполняйте!

Я пожал плечами и вышел из кабинета вместе с конвоирами. Что ж, маски сброшены, первый акт пьесы завершен. Антракт. Кстати, а есть ли в местном буфете коньяк и бутерброды с красной икрой? И театральный бинокль мне бы сейчас очень пригодился. Как же я буду смотреть второй акт без театрального бинокля? Никак нельзя мне без него.

Петроград. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Светало. В окно Адмиралтейства была видна толпа, которая скапливалась у ворот. Два орудия у входа и пулеметы в окнах еще сдерживали собравшихся от штурма, но волны гомона долетали даже сквозь плотно закрытые по случаю зимы окна.

Бледный генерал Беляев с жаром говорил в телефонную трубку:

– Михаил Владимирович, вы должны повлиять на них! Ну это же невозможное положение! Я знаю, что у вас есть влияние на этих…

– Что вы, Михаил Алексеевич, в самом-то деле! Вы преувеличиваете значение моей скромной персоны. Я предупреждал императора о подобном, но он не хотел слушать меня! Теперь народ вышел на улицы и сам вершит свою судьбу.

– Но они же с минуты на минуту пойдут на штурм! Я буду вынужден отдать приказ об открытии огня!

– Не совершайте ошибку, Михаил Алексеевич! Революция уже необратима, и вам припомнят все! Да и не уверен я, что ваши подчиненные выполнят этот приказ. Армия хочет быть с народом! Берите пример с Преображенского полка!

– Некоторые солдаты батальона запасного полка – это еще не Преображенский полк! Не клевещите на героев, которые верны присяге на фронте! И вы предлагаете мне брать пример с изменников?! Они нарушили присягу!

– Бросьте, Михаил Алексеевич, кому присяга-то? Революция устанавливает новый порядок, и армия приносит присягу новому, революционному правительству. Только что гарнизон Петропавловской крепости подчинился командованию Временного комитета Госдумы. У вас есть только два выхода – распустить ваш отряд или признать власть нового правительства!

В кабинет вбежал адъютант. Беляев прикрыл трубку ладонью и вопросительно посмотрел на офицера.

– Ваше высокопревосходительство! Разведка полковника Фомина докладывает, что в казармах Преображенского батальона получен приказ о штурме Адмиралтейства.

На площади раздались винтовочные выстрелы, заржала раненая лошадь, а в кабинете генерала Беляева брызнуло, разлетаясь осколками, оконное стекло…

Могилев. 28 февраля (13 марта) 1917 года

Створки дверей распахнулись, и в лицо пахнул морозный воздух февраля. В проем по одному вышли солдаты конвоя. Штабс-капитан Добронравов вежливо указал мне на дверь.

– Прошу вас следовать за нами, ваше императорское высочество.

На площади перед зданием Ставки было малолюдно. Часовые, патруль да несколько офицеров, спешащих по каким-то явно служебным делам. С неба срывался снег, и его белые колючки ледяной ветер швырял прямо в лицо. Погода явно не располагала к прогулкам на свежем воздухе. Ночь, которая венчала собой такой безумный день, явно близилась к своему завершению.