1917. Две революции – два проекта

В этой ситуации, после поражения революции 1905–1907 г. и утраты веры в успех Столыпинской реформы, партия кадетов стала уповать на буржуазию («русских Круппов» и «крепкое мещанство»). Она предприняла большую пропагандистскую кампанию, направленную на преодоление враждебного отношения интеллигенции к буржуазии. Вели ее бывшие марксисты (авторы книги «Вехи» Струве, Бердяев, Изгоев). При этом им неизбежно пришлось отвергнуть сам идеал равенства.

Струве писал, что основанием прогрессивного общества «является всегда человеческая личность, отмеченная более высокой степенью годности». Это был сдвиг к «рыночному» и социал-дарвинистскому представлению о человеке, а значит, к разрыву с той антропологией, на которой стояло общинное мировоззрение крестьян. Струве пытался даже взывать к патриотическим чувствам интеллигенции, призывая считать поддержку развития капитализма как «национальный идеал и национальное служение», но этот рыночный патриотизм отклика не получил (да и вообще это «поле» было прочно занято правыми).

Этот поворот Струве был очень радикальным, и в поддержку ему сразу выступил Бердяев: «Скажут, Струве хочет обуржуазить Россию, привить русской интеллигенции буржуазные добродетели. И Россию необходимо “обуржуазить”, если под этим понимать призыв к социальному творчеству, переход к высшим формам хозяйства и отрицание домогательств равенства».

Предприниматели же пытались привлечь на свою сторону интеллигенцию и даже леворадикальные партии. Контакты с либералами помогали политически воспитывать торгово-промышленные круги и рассказывать им про западный либерализм. В прессе их «беседы» вызвали большой интерес в обществе, что было враждебно принято в правительственных кругах.

Но интеллигенция не видела в буржуазности импульса к «социальному творчеству», зато слишком бросалось в глаза «отрицание равенства». И заметного успеха кампания по смычке интеллигенции с буржуазией не имела. Изгоев вынужден был даже бросить интеллигенции упрек в том, что «западноевропейская буржуазия своими знаниями, энергией, честностью, трудоспособностью во много и много раз превосходит русскую, даже социалистическую интеллигенцию». Упрек интеллигенция проглотила, но в массе своей осваивать главные ценности энергичной западной буржуазии не стала.

После крестьянских волнений 1902–1907 гг. и революции либеральная элита качнулась от «народопоклонства» к «народоненавистничеству». Например, академик Веселовский, либерал и почти социалист, «один из ведущих исследователей Московского периода истории России XIV – XVII веков», так пишет в дневнике: «Еще в 1904–1906 гг. я удивлялся, как и на чем держится такое историческое недоразумение, как Российская империя. Теперь мои предсказания более чем оправдались, но мнение о народе не изменилось, т. е. не ухудшилось. Быдло осталось быдлом… Последние ветви славянской расы оказались столь же неспособными усвоить и развивать дальше европейскую культуру и выработать прочное государство, как и другие ветви, раньше впавшие в рабство. Великоросс построил Российскую империю под командой главным образом иностранных, особенно немецких, инструкторов…

Годами, мало-помалу, у меня складывалось убеждение, что русские не только культурно отсталая, но и низшая раса. …Повседневное наблюдение постоянно приводило к выводу, что иностранцы и русские смешанного происхождения даровитее, культурнее и значительно выше, как материал, для культуры»{25}.

Во время войны кадеты поначалу отказались от оппозиционной борьбы ради единства правительства и общества. Но уже летом 1915 г. по их инициативе был создан оппозиционный Прогрессивный блок, фактическим руководителем которого стал Милюков. В этот блок вошли 236 из 422 депутатов.

Теперь кадеты выступали под патриотическими, но радикально антиправительственными лозунгами. 1 ноября 1916 г. в Думе Милюков произнес свою знаменитую речь с обвинениями в адрес правительства и двора. Он ставил риторический вопрос: «Что это – глупость или измена?» Цензура запретила эту речь публиковать, но кадеты ее издали миллионными тиражами и распространяли не только в тылу, но и в действующей армии. Она способствовала дестабилизации обстановки.

В большой части обывателей доверие к кадетам было подорвано. М. М. Пришвин, либеральный писатель и деятель, писал в дневнике 18 октября 1915 г.: «Никого не ругают в провинции больше кадетов, будто хуже нет ничего на свете кадета. Быть кадетом в провинции – это почти что быть евреем».