1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

Летом кадеты осознали грозящую им опасность «слева». Но чем настойчивее их пресса говорит об усилении радикальных социалистических партий и обвиняет их в анархизме и авантюризме, тем более население убеждается в необходимости новой революции. Но и союз с прогрессивной буржуазией стал распадаться. Историки объясняют так: «Кадеты не были партией буржуазной. Насквозь проникнутые демократическими идеалами, кадеты наследовали не русскому охранительному либерализму XIX века, а политической традиции А.И. Герцена и “либерального народничества”».119

А.Ф. Селезнев усиливает этот тезис: «Если же кадеты не были буржуазной партией и не выражали интересы буржуазии, то, значит, в 1917 году не существовало реальной “буржуазной”, “капиталистической” альтернативы большевизму». По его мнению, большинство политических требований кадетской программы «было либо неактуально для российской буржуазии, настроенной гораздо более консервативно, либо вообще противоречило ее классовым интересам… Можно даже утверждать, — заключает Ф.А. Селезнев, — что перед Февралем 1917 года конституционные демократы не только не выражали общеклассовые интересы буржуазии, но и действовали вопреки им».120

В Москве 12 августа Временным правительством было созвано Государственное совещание. На нем присутствовало около 2500 чел.: 488 депутатов Госдумы всех созывов, представителей от Советов, городских дум, армии и флота, профсоюзов, торгово-промышленных кругов и банков, земств и др. Большевиков не допустили в состав делегаций. Главные выступления сделали Керенский и Корнилов, хотя и такие люди, как Брешко-Брешковская, Кропоткин, Плеханов.

Итоги Государственного совещания убедили кадетов в неспособности Керенского ни предотвратить переворот Корнилова, ни сделать эффективной правительственную коалицию. 20 августа 1917 г. ЦК партии кадетов высказался за немедленное установление военной диктатуры. Это не было неожиданностью, идею диктатуры правые обсуждали в течение всего 1917 г. Чернов говорил, что в кругу правых было много влиятельных людей, «мечтавших о военной диктатуре, о генерале на белом коне».

В конце августа начался мятеж Корнилова. Так либералы участвовали в попытке военного переворота. Обосновывая необходимость ее введения, Милюков подчеркивал: «Будут ли поводом голодные бунты или выступления большевиков, но жизнь толкает общество и население к мысли о неизбежности хирургической операции».

На заседании ЦК Милюков заявил: «Для партии выгоднее, чтобы жизнь нынешнего правительства продлилась дольше, чтобы неизбежные репрессии были предприняты по инициативе и решению самого социалистического правительства. Новым важным фактом является сейчас сведение на нет прежнего значения Советов рабочих и солдатских депутатов. Раз они бросились к большевизму, тем самым они предрешили свою судьбу»121.

Г.А. Герасименко делает такой вывод этому периоду: «В такой обстановке народ все более настойчиво требовал передать власть Советам. В условиях прямого столкновения леворадикального лагеря с правым станом Советы проявили себя самым эффективным общественно-политическим институтом. Они приводили в боевую готовность воинские части, брали в свои руки средства связи, переподчиняли себе вооруженные на местах и энергично подавляли открытые очаги реакции…

На политической арене остались и активно действовали две системы управления — Советы и комиссары Временного правительства… Среди комиссаров появлялся страх за свою жизнь; они начинали бросать должности и разбегаться.

Вместо института комиссаров на политической арене спокойно обустраивался их главный соперник — Советы рабочих и солдатских депутатов, причем они делали это без видимого сопротивления со стороны властей».122

После провала корниловского путча влияние кадетов во Временном правительстве резко упало — на выборах в Учредительное собрание кадеты получили всего 17 мест из 707. Но это резко ослабило и те партии, которые находились в коалиции с кадетами (прежде всего, меньшевиков). О.В. Волобуев пишет: «В условиях выбора между коалиционной и однородно социалистической властью меньшевики и эсеры находились в трудном положении. Будучи по своей идеологии антибуржуазными партиями, они, вопреки доктрине, согласились на участие в коалиции. Но, оказавшись у власти и неся ответственность за нее, социалистические партии не могли в силу своего генезиса и традиций, давления доктринальных принципов и радикализированных войной и революцией масс преодолеть внутри собственных рядов оппозицию к «полубуржуазному» правительству… Это делало меньшевиков и эсеров уязвимыми при последовательном осуществлении любой — будь-то право- или левоцентристской — тактики».123