1917. Гибель великой империи. Трагедия страны и народа

«Пользуясь промежутками между выстрелами, почти беспрерывно раздававшимися на улице, я то и дело подходил к окну своей квартиры – и вот что я увидел. Перед окнами проходила одна процессия за другою. Все шли с красными флагами и революционными плакатами и были увешаны красными бантами <…> Вот прошла процессия дворников; за нею двигалась процессия базарных торговок; отдельную группу составляли горничные, лакеи, приказчики из магазинов <…> Все неистово кричали и требовали увеличения жалованья; все были пьяны, пели революционные песни и грозили “господам”; все были куплены, наняты за деньги, все выполняли данное им задание <…> К ним примыкала уличная толпа, дети и подростки, визгом и криками создававшие настроение крайней озлобленности и безграничной ненависти. Это была типичная картина массового гипноза; это было нечто непередаваемо ужасное. Стоило бы крикнуть какому-нибудь мальчишке: “Бей, режь!”, – чтобы эта обезумевшая толпа взрослых людей мгновенно растерзала бы всякого, кто подвернулся бы в этот момент, и сделала бы это с наслаждением, с подлинной радостью. На лицах у всех была видна эта жажда крови, жажда самой безжалостной, зверской расправы, все равно над кем <…> Это было зрелище бесноватых, укротить которых можно было только пальбою из орудий».

Николаю II пришла еще одна телеграмма от председателя Государственной Думы М.В. Родзянко:

«Правительство совершенно бессильно подавить беспорядок. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров. Примкнув к толпе и народному движению, они направляются к дому министерства внутренних дел и Государственной думе. Гражданская война началась и разгорается. Повелите немедленно призвать новую власть на началах, доложенных мною Вашему Величеству во вчерашней телеграмме. Повелите в отмену Вашего высочайшего указа вновь созвать законодательные палаты. Возвестите безотлагательно эти меры высочайшим манифестом. Если движение перебросится в армию, восторжествует немец, и крушение России, а с ней и династии, неминуемо. От имени всей России прошу Ваше Величество об исполнении изложенного. Час, решающий судьбу Вашу и судьбу родины, настал. Завтра может быть уже поздно».

В 21:00 в Таврическом дворце открылось первое заседание Петроградского Совета рабочих депутатов. На нем был избран первоначальный состав постоянного Исполнительного комитета, в который из 15 человек вошло лишь два большевика – А.Г. Шляпников и П.А. Залуцкий. Официальным печатным органом Петроградского Совета стала газета «Известия».

Поздно вечером окончательно организовался Временный комитет Государственной Думы, в который, помимо М.В. Родзянко, вошли еще 11 человек – Н.С. Чхеидзе, А.Ф. Керенский, П.Н. Милюков, В.В. Шульгин, А.И. Коновалов, В.Н. Львов, Н.В. Некрасов, И.И. Дмитрюков, В.А. Ржевский, М.А. Караулов и С.И. Шидловский. Несколькими часами позже в Комитет был кооптирован Б.А. Энгельгардт (комендант петроградского гарнизона).

Шульгин Василий Витальевич, политический деятель:

«Разве мы были способны в то время “молниеносно” оценить положение, предвидеть будущее, принять решение и выполнить за свой страх и риск?..

Тот между нами, кто это сделал бы, был бы Наполеоном, Бисмарком или Столыпиным… Но между нами таких не было…

Да, под прикрытием ее штыков мы красноречиво угрожали власти, которая нас же охраняла… Но говорить со штыками лицом к лицу… Да еще с взбунтовавшимися штыками…

Нет, на это мы были неспособны.

Беспомощные – мы даже не знали, как к этому приступить… Как заставить себе повиноваться? Кого? Против кого? И во имя чего? <…>

Надо было заставить кого-то повиноваться себе, чтобы посредством повинующихся раздавить не желающих повиноваться… Не медля ни одной минуты…

Но этого почти никто не понимал… И еще менее мог кто-нибудь выполнить…

На революционной трясине привычный к этому делу танцевал один Керенский… Он вырастал с каждой минутой…»