1917. Гибель великой империи. Трагедия страны и народа

При этом официально было объявлено, что отречение имело место в 15:00, то есть именно в тот момент, когда фактически было принято решение о нем. Сделано это было для того, чтобы не создалось впечатления, что отречение произошло под давлением представителей Госдумы.

Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:

«Чтобы сохранить видимость свободного решения, Манифест об отречении был помечен 3 часами пополудни на том основании, что первоначальное решение царя об отречении состоялось в этом часу. Но ведь дневное “решение”, передававшее престол сыну, а не брату, было фактически взято обратно в расчете на более благоприятный оборот колеса. Об этом, однако, вслух никто не напоминал. Царь делал последнюю попытку спасти лицо перед ненавистными депутатами, которые, с своей стороны, допустили подделку исторического акта, т. е. обман народа. Монархия сходила со сцены с соблюдением своего стиля. Но и ее преемники остались верны себе. Они, вероятно, даже считали свое попустительство великодушием победителя к побежденному».

Вскоре после этого Николай II передал дворцовому коменданту В.Н. Воейкову телеграмму для великого князя Михаила Александровича:

«Петроград. Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники».

Затем Николай II написал телеграмму генералу М.А. Алексееву:

«Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. Николай».

Из дневника Николая II:

«2 марта. Четверг.

Утром пришел Рузский и прочел свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2,5 ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии, нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого.

Кругом измена и трусость и обман!»

Трубецкой Сергей Евгеньевич (1890–1949) – князь, философ и литератор. С началом Первой мировой войны пытался уйти на фронт, но не попал из-за проблем со здоровьем. В 1920 году был арестован. Впоследствии подписал прошение об отъезде за границу. Оставил мемуары «Минувшее».

Трубецкой Сергей Евгеньевич, князь:

«Ярко помню чувство безграничной жалости к государю, охватившее меня. Много позднее я прочел запись в его дневнике: “Кругом измена и трусость и обман!” Каким-то телепатическим чутьем, вообще мне отнюдь не свойственным, я тогда почувствовал, что у государя должно быть именно это на душе».

Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:

«Горечь Николая, надо признать, не лишена была оснований. Еще только 28 февраля генерал Алексеев телеграфировал всем главнокомандующим фронтами: “На всех нас лег священный долг перед государем и родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующих армий”. А два дня спустя Алексеев призвал тех же главнокомандующих нарушить верность “долгу и присяге”. Среди командного состава не нашлось никого, кто вступился бы за своего царя. Все торопились пересесть на корабль революции в твердом расчете найти там удобные каюты. Генералы и адмиралы снимали царские вензеля и надевали красные банты. Сообщали впоследствии только об одном праведнике, каком-то командире корпуса, который умер от разрыва сердца во время новой присяги. Но не доказано, что сердце разорвалось от оскорбленного монархизма, а не от иных причин. Штатские сановники и по положению не обязаны были проявлять больше мужества, чем военные. Каждый спасался, как мог».

Палеолог Морис, посол Франции в России:

«Императрица через великого князя Павла узнала вчера об отречении императора, о котором она не имела два дня никаких известий. Она воскликнула: