1917: Государь революции

– В чем-то ты, разумеется, прав. Но все равно я не понимаю логики твоих действий. Да, ситуация в конце февраля вышла из-под контроля. Да, тебе удалось удержать страну от анархии и революции, сформировав новое правительство и восстановив какое-то подобие порядка. Но я решительно не понимаю и не принимаю твоих дальнейших поступков. Вместо того, чтобы продолжить стабилизацию ситуации и готовиться к решительному наступлению на фронте, ты устроил сплошной переполох! Твои метания вызывают недоумение у всех. И у меня особенно.

– Если мои действия вызывают у тебя такое недоумение, то почему ты не пришел и не спросил? А вместо этого сказался больным и уехал в Крым?

Он пожал плечами.

– Я счел неправильным давать советы, когда меня о них не спрашивают. Если уж я передал трон тебе, то непрошеные советы выглядят сплошным фарисейством с моей стороны. У меня были все возможности воплощать свои же советы в жизнь. Теперь что уж. Поздно.

– Тут ты не прав, брат. Я никогда не отказывался и не отказываюсь от твоих советов. Глупым мальчишеством будет подобная самонадеянность с моей стороны. У нас сложилась уникальная ситуация, которой в истории России я не припомню. Тебе в свое время приходилось набивать шишки самому, когда ты внезапно и неожиданно стал императором. Я помню твою растерянность. Сейчас же за твоими плечами опыт двадцати трех лет правления. Ты знаешь двор, знаешь множество людей, знаешь политические и прочие расклады. Ты наработал огромный опыт управления и манипулирования чужими интересами, амбициями и страстями. Да, ты наделал немало ошибок, приведших тебя в результате к отречению. Но твой опыт от этого не стал менее ценным. Я же знаю жизнь с другой стороны. Никогда еще российский монарх не имел такого практического опыта, который есть у меня, и возможности взглянуть на мир под другим углом зрения. Наш совместный опыт и наши знания должны вместе служить России.

Николай пожал плечами.

– Судя по тому, что твои реформы вызывают у меня оторопь и неприятие, ты вряд ли нуждаешься в моих советах. Они тебе не понравятся.

Иронично смотрю на него.

– Что за кокетство? Я что, тебя, как барышню, уговаривать должен? Твой император испрашивает твоих советов, а ты ведешь себя как не пойми кто.

Бывший самодержец потер пальцами глаза.

– Прости. Я плохо спал эту ночь. Да и не только эту.

– Аналогично.

– Верю.

Мы помолчали.

– Хорошо. Давай с чистого листа. – Николай вздохнул и уселся поудобнее. – Если ты желаешь моих советов, то я должен понимать ход твоих мыслей и цели, к которым ты ведешь Россию. Готов ли ты ответить на некоторые мои вопросы?

Пожимаю плечами.

– По мере сил. Спрашивай.

– Что ж…

Он задумался на несколько секунд, затем задал свой первый вопрос. Неожиданный вопрос.

– В чем моя главная ошибка?

Я смотрел ему в глаза и понимал, что именно этот вопрос терзал его все это время. Не мои выходки, не прочие потрясения, а именно это – где он ошибся?

– Ты не возглавил перемены.

– Что?

– Ты не возглавил перемены.

– Объяснись.

– Изволь. Ты прекрасно знал всю неповоротливость имперской машины.

– Разумеется. И что дальше?

– Ты прекрасно знал и видел, что России нужна модернизация, что Россия отстает от передовых держав во всем, что империя, как и во времена Крымской войны, слишком долго живет прошлым и не может адекватно реагировать на изменения в мире. Паровые бронированные корабли вошли в нашу привычную бухту, а мы встречаем их изжившими себя парусниками. Но понимая и принимая необходимость изменений, ты отказался принять и признать необходимость отказа от отжившего. Невозможно навесить современную броню на парусник, когда даже броненосцы уже отжили свой век. Вся беда твоей политики, раз уж мы в кои-то веки говорим откровенно, в том, что ты не нашел в себе сил возглавить модернизацию.

– Посмотри статистические отчеты и убедись, сколь много было сделано в вопросах модернизации за двадцать лет!

– Нет, я не об этом. Да, строились заводы, железные дороги и прочее. Да, Россия конца прошлого века и нынешняя Россия, это, конечно, две разные России. Но… Как бы тебе объяснить…

– Уж потрудись.

Я встал и прошелся по кабинету. Наконец я ответил, глядя на пролетающие мимо окна пейзажи:

– Самым ругательным словом в России всегда было слово «революция». Это понятие настолько пугало, что даже попытка реформ вызывала отпор всей вертикали власти. Революция. Пылающие усадьбы, баррикады на улицах, все то, что возникает в голове при этом слове. Разумеется, мы делаем все, чтобы избежать подобного. Но жизнь не стоит на месте. Россия – вторая по площади территории держава мира. Но у нас регулярно случается голод. Отчего? Оттого, что у нас крайне неэффективное сельское хозяйство. Урожайность минимальна, техники практически нет, лошадей мало, зато едоков у нас с каждым годом все больше и больше. Кирилл мне давеча даже доказывал полезность войны в вопросе сокращения количества этих самых едоков и смягчения земельного вопроса.

– Мне эта точка зрения знакома.