1917. Российская империя. Падение

Царь не мог не понять причину, по которой Макаров передал письмо ему. И это должно было его разгневать… Министр был обязан уничтожить письмо и объявить всем негодяям, лезшим в личную жизнь Семьи, что ничего подобного попросту не существовало! Но Макаров посмел этого не сделать.

«Обманет хоть самого черта»

После того, как с письмом ознакомился царь, ни на какую благодарность Аликс Бадмаеву уже нечего было рассчитывать. Вот почему «Хитрый китаец» решил получить благодарность от ее врагов.

Но он-то отлично знал, что царица – невиновна. «Прочитав копии писем, я убедился в том, что в них не заключается никаких доказательств, что царица живет с Распутиным», – показал Бадмаев в «Том Деле».

Опытный врач, он понял, что это было лишь письмо женщины, измученной болезнью сына и ужасными предчувствиями, женщины, молившей облегчить ее страдания. Это было ее горе. И только Распутин умел снимать у нее приступы острой неврастении. При этом она старалась писать понятно для «старца» – на его возвышенном, полном любви языке.

Но справедливо писал Коковцов: «Отдельные места и выражения из письма императрицы, состоявшие в сущности в проявлении ее мистического настроения, давали повод к самым возмутительным пересудам». И Бадмаев понимал, как будут читать эти письма ее враги. И как они будут благодарны… Он решил оказать Думе незабываемую услугу – и тайно ознакомил с сочинением Илиодора товарища председателя Государственной Думы Протопопова.

Из показаний Бадмаева: «Я показал «Записку» моему старому пациенту Протопопову… Он попросил у меня разрешения ознакомить с ней Гучкова и Родзянко. Обязался не использовать ее, но нарушил…»

Вот тогда-то, как вспоминал Коковцов, и «стали распространяться по городу отпечатанные на гектографе копии… писем – одно императрицы Александры Федоровны, остальные от великих княжон к Распутину».

Так «использовал» письмо Гучков. Легко впадавший в гнев, он кипел от ярости, прочтя «Гришку». Убийство Столыпина, рукопись Илиодора, газетные публикации о влиянии полуграмотного мужика-хлыста – все сплелось для него в единую картину падения власти.

«Последней каплей» для Гучкова стала обличительная статья богослова и журналиста Новоселова. В ней автор клеймил Распутина: «Негодующие слова невольно вырываются из груди православных русских людей по адресу… гнусного растлителя душ и телес человеческих, Григория Распутина…» Он задавал вопрос Святейшему Синоду: как долго можно терпеть «эротомана… хлыста… шарлатана… эту уголовную комедию, жертвами которой стали многие, чьи письма находятся в моих руках…»

Мистическое распутство

Как бы в приложение к статье, Новоселов переслал Гучкову и свою брошюру «Распутин и мистическое распутство». В ней были напечатаны его прежние статьи против Распутина, а также некая «Исповедь N».

Драма этой несчастной женщины началась, когда она узнала об измене мужа. Она тотчас ушла от него, забрала детей и «затеяла дело о разводе». Муж покончил с собой. Она обвиняла себя в его смерти, не хотела жить… Но вскоре «одна знакомая в разговоре предложила мне познакомиться с одним мужичком, который очень успокаивает душу и говорит сокровенное».

Распутин помог ей выйти из депрессии, познакомил со своими «ученицами». Они «укрепили убеждение в его святости… Я старалась подчиняться во всем, и когда в душе восставало: «не надо», «не хочется», или тяжесть была «к исполнению послушаний»: душа во многом не шла, – то я борола все это, настаивая, что не понимаю, что все это ново, и что слова его – святой закон, и не мне рассуждать»…

А потом начались его ласки… «Ласки его меня иногда тяготили – бесконечные прижимания и поцелуи, с желанием поцелуя в губы. Я скорее в них видела опыт терпения и радовалась концу их».

Она поехала в Покровское с маленьким сыном. «Ехали: Григорий, одна сестра, я и сын. Вечером, когда все легли… (Господи, что Вы должны услышать!), он слез с своего места и лег со мною рядом, начиная сильно ласкать, целовать и говорить самые влюбленные слова и спрашивать: «Пойдешь за меня замуж?» Я отвечала: «Если это надо». Я была вся в его власти, верила в спасение души только через него, в чем бы это ни выразилось. На все на это: поцелуи, слова, страстные взгляды, на все я смотрела, как на испытание чистоты моей любви к нему, и вспоминала слова его ученицы о смутном испытании, очень тяжком. (Господи, помоги!) Вдруг он предлагает мне соблазниться в грешной любви… Я была уверена, что это он испытывает, а сам чист… (Господи, помоги написать все!) Он заставил меня приготовиться… и начал совершать, что мужу возможно… имея надо мною насилие, лаская, целуя, и тому подобное… заставляя меня лежать и не противиться. О, святой владыко!»

После чего Берладская излагает удивительные взгляды Распутина на «грех», которые он пытался ей объяснить. О них мы поговорим далее, когда наконец перейдем к его главной тайне – к его учению…