1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

План Григория Гапона конечно же был и наивен, и столь же коварен. Фактически царю и всей власти ставился шахматный мат еще до начала партии. Пойти на поводу у толпы и ее лидера – попа они конечно же не могли. Причем как в силу тупости и глупости, так и от страха перед повторением штурма Бастилии. А отказ автоматически означал плевок в лицо народу и окончательный крах авторитета самодержавия.

7 января совсем осмелевший Гапон еще и явился к министру юстиции Н. В. Муравьеву и в ультимативной форме потребовал у того оказать воздействие на царя, уговорить его принять петицию. «Падите ему в ноги и умоляйте его, ради него самого, принять депутацию, и тогда благодарная Россия занесет ваше имя в летописи страны», – заявил Гапон. Муравьев действительно сходил к царю, но на коленях не ползал. «Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики, – записал Николай II в дневнике 8 января. – Во главе рабочего союза – какой-то священник-социалист Гапон».

В этот же день, наконец осознав истинный масштаб угрозы, МВД выдало ордер на арест Гапона. Однако выполнить его уже не представлялось возможным, так как поп всегда был окружен плотной толпой рабочих и полицейские могли быть просто растерзаны ими.

По свидетельству современников, 8 января Гапон и его окружение, до этого уверенные в своей победе, вдруг стали испытывать сомнения. Не случайно накануне выступления Гапон направил письма царю и министру внутренних дел с призывом избежать кровопролития. «Если Ты, колеблясь душой, не покажешься народу и если прольется неповинная кровь, то порвется та нравственная связь, которая до сих пор ещё существует между Тобой и Твоим народом. Доверие, которое он питает к Тебе, навсегда исчезнет», – писал он Николаю II. В одной из последних речей перед шествием Гапон говорил: «Здесь может пролиться кровь. Помните – это будет священная кровь. Кровь мучеников никогда не пропадает – она дает ростки свободы…»

Между тем самому царю было не до писем. Департамент полиции сообщил ему, что во время манифестации возможны кровавые беспорядки, подготовленные революционерами. Возможен даже захват дворца и арест государя. В свою очередь, великий князь Владимир, командующий петербургским гарнизоном, во всех красках напомнил Николаю о событиях начала Французской революции. Там ведь тоже все начиналось с мирного шествия к королю! Испуганный царь принимает одно из самых роковых решений в своей жизни – трусливо бежать из Зимнего дворца в Царское Село. Отдав проблему шествия на откуп силовикам[17]. Убегая, как крыса с еще не тонущего корабля, он конечно же еще не подозревал, что в этот самый момент превращается из просто Николашки в Николашку Кровавого…

Свобода или смерть!

Утром 9 января Гапон во главе 50-тысячной толпы двинулся в направлении Зимнего дворца. Другие рабочие шли в центр города от своих отделов, намереваясь соединиться на Дворцовой площади. Всего в шествии участвовало 300 тысяч человек! Такого в истории России еще никогда не было. В последний момент Гапон для пущей уверенности решил придать процессии характер крестного хода. Не посмеют же они в крестный ход палить?! Из ближайшей часовни были взяты четыре хоругви, несколько икон, которые понесли перед толпой. Кроме того, рабочие несли портреты царя и огромный белый флаг с надписью: «Солдаты! Не стреляйте в народ!»

Когда толпа приблизилась к Нарвской заставе, ее атаковал отряд кавалерии. Кое-кто наивно думал, что под воздействием этого «блицкрига» рабочие испугаются и разбегутся. Но не тут-то было. Григорий Гапон закричал: «Вперед, товарищи! Или смерть, или свобода!» После чего огромная толпа сомкнула ряды и продолжала шествие. «Наэлектризованные агитацией, толпы рабочих, не поддаваясь воздействию обычных общеполицейских мер и даже атакам кавалерии, упорно стремились к Зимнему дворцу», – говорилось потом в докладе правительству.