1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

И все же поборников оплеванной «народной святыни» оказалось немного, их выступления напоминали лишь кратковременную вспышку. Уже вскоре в Царстве Польском начались массовые демонстрации с требованиями широкой автономии и даже независимости. А в Финляндии началась своя всеобщая забастовка, да такая, что генерал-губернатор князь И. М. Оболенский вынужден был эвакуироваться из Гельсингфорса на броненосец «Слава» – родной «брат» погибших в Цусимском сражении новейших линкоров, стоявший у Свеаборга. Между тем флот тоже стал ненадежным местом. 25 октября взбунтовались матросы сразу нескольких экипажей. Правда в море не выходили, а разбежались по городу, где произошло несколько убийств, грабежей, а потом началось повальное пьянство. Два дня главная база Балтфлота находилась во власти взбунтовавшейся матросни. А 30-го числа на противоположном конце империи – во Владивостоке восстали толпы запасных, ждавших отправки на родину. Два дня в городе происходили грабежи и поджоги, попутно досталось китайцам и корейцам.

11 ноября восстал уже Севастополь, где до сих пор находились под впечатлением броненосца «Потемкин-Таврический». Через два дня крейсер «Очаков» поднял красный флаг, а 14-го движение возглавил легендарный отставной лейтенант флота Н. П. Шмидт, который послал царю телеграмму о том, что Черноморский флот «отказывает в повиновении правительству». Бои между мятежными матросами и войсками продолжались до 16 ноября, оставив после себя около 30 убитых и 70 раненых.

Эстафету борьбы приняли крестьяне. В Черниговской, Саратовской и Тамбовской губерниях начались массовые поджоги, разгромы барских усадеб и грабежи. Но наиболее ожесточенные восстания произошли в Прибалтике. Латышские крестьяне буквально за несколько дней разгромили 573 имения. В Туккуме в ночь на 30 ноября латыши напали на спящих драгун, перерезали 20 человек и сожгли дом, в котором они спали. В Риге на фабрике «Проводник» было убито 11 драгун. Здесь сказалась давняя вражда латышей к помещикам-немцам.

Революция как бы один за другим вскрывала многолетние гнойники тяжелобольного общества, зревшие еще со времен правления Александра II, а то и раньше. И «вылечить» их одним царским манифестом конечно же было невозможно.

Ну а революционные партии, социал-демократы (большевики) и эсеры, интуитивно чувствуя явно обозначившуюся слабость режима, решили, что пора дать еще один, решительный бой. К тому же механизм подготовки к нему был запущен уже давно и приобрел отчасти необратимый, слабо контролируемый характер.

Революционеров подталкивали и возобновившиеся карательные меры. Оправившееся после паралича правительство начало постепенно развертывать борьбу с анархией. В охваченные крестьянскими восстаниями губернии были направлены войска. В середине ноября были арестованы руководители Всероссийского крестьянского союза, 21-го – руководители проходившего в Москве почтово-телеграфного съезда. 29 ноября местным властям было предоставлено право применять чрезвычайные меры к забастовщикам на железной дороге, почте и телеграфе, издан циркуляр о решительной борьбе с революционной пропагандой в армии. 2 декабря правительство Витте издало временные правила об уголовной ответственности для участников забастовок, а на следующий день было закрыто сразу восемь питерских газет, опубликовавших накануне «Финансовый манифест» с призывом к народу не платить налоги и подати, изымать вклады из сберкасс и требовать во всех случаях оплаты золотом. В этот же день был арестован столичный Совет рабочих депутатов, так называемое «второе начальство».

Почувствовав, что паралич власти заканчивается, революционные партии решили дать генеральный бой: всеобщую забастовку, переходящую в вооруженное восстание, рассчитанную на присоединение войск к повстанцам. Наиболее удачным местом для нанесения удара была признана Москва. Генерал-губернатор П. П. Дурново считался слабохарактерным, не пользовался авторитетом в войсках, а в последних наблюдались брожение и революционные настроения. В городе открыто шла пропаганда революции и беспорядков. «Москва стала сборищем и рассадником людей, дерзко восстающих для разрушения основ порядка, – говорил в своей речи представителям городской администрации новый генерал-губернатор Федор Дубасов, назначенный на этот пост 5 декабря. – Я убежден в победе над крамолой, которую можно победить не только залпами и штыками, но нравственным воздействием лучших общественных сил… Теперь крамола обращается к законной власти с дерзкими требованиями, бросает дерзкий вызов с поднятым оружием».