Это означало, что минут через 15 эта «воинская часть» может быть и у нас! Я разбудил офицеров и вызвал к телефону бригадного адъютанта капитана Ващенко-Захарченко. На мой вопрос (без упоминания о разоружении): «Какая воинская часть вошла в Красные казармы?» – он, разбуженный моим телефонным звонком, ответить, конечно, не мог и сказал, что запросит штаб обороны, а я добавил, что приду к нему (управление бригады было поблизости).
Когда я пришел, адъютант сообщил мне ответ штаба обороны: «Вероятно, наша». – «Зачем же она разоружила офицеров?» – спросил я. Адъютант снова вызвал штаб обороны и, ни о чем уже не умалчивая, повторил все то, что я ему рассказал. Штаб ответил, что пошлет узнать, в чем дело. Я пошел на квартиру своего командира полка.
Свернув на Екатерининскую улицу, я сейчас же встретил одного из командиров пехотных полков, мрачно шагавшего в том же направлении, что и я, с чемоданом в руке. На некотором расстоянии за ним шел пехотный поручик высокого роста, с длиннейшими усами. Фамилии его я не помню, однако впоследствии мы оба заметили, что наши встречи имеют зловещий характер: мы встречаемся всегда перед какой-нибудь катастрофой, в последний раз – на набережной в Севастополе. Теперь он шел с улыбкой человека, который счастливо отделался от угрожавшей ему неприятности. Я подошел к нему, но ничего нового для меня он не сказал.
В городе поднялась стрельба. Жители высыпали на улицу и говорили, что идет штурм тюрьмы. «Господин офицер! – сказал мне почтенный старый жид, – зачем вы ходите по городу с винтовкой? Теперь не такое время: мало ли что может случиться!» Замечание было вполне резонным. Когда все было тихо, винтовка на плече артиллерийского капитана могла, понятно, импонировать мирным жителям, но теперь она была явно лишней! Однако не мог же я бросить ее просто так, на улице. Поэтому я еще раз вернулся в управление бригады и с разрешения адъютанта поставил ее в угол канцелярии. Затем я снова направился к квартире командира полка.
Теперь я увидел на Екатерининской улице группу своих офицеров, уныло шагавших за генералом Чуйкевичем. «Куда вы идете?» – спросил я. «В штаб полка, – ответил генерал. – Оставаться в казармах Шиндлера было бы неразумно». Я был того же мнения и сказал, что командир полка и я придем туда же. Итак, на этот раз я добрался до квартиры подполковника Свешникова, и затем мы, вместе с поручиком технической службы Васильевым, жившим в том же доме, что и командир, пришли в штаб. Здесь я снова вооружился винтовкой. Мы совершенно не представляли себе, что нам делать дальше, но, когда пули выбили нам стекла в окнах, выходивших на Екатерининскую улицу, командир полка сказал: «Пойдем в штаб обороны!»
Однако, когда мы вышли на улицу, нас окатили таким ружейным огнем, что мы моментально оказались снова внутри здания. Я предложил попробовать пройти в штаб обороны по параллельной улице, выйдя на нее через сад при доме адвоката Горонескула. Предложение было принято. Поручик Терещенко, атлетического телосложения, повалил деревянный забор ударами приклада, и мы, никем не потревоженные, прошли через сад и вышли на параллельную улицу.
Холод был, что называется, собачий, и, ежась в своем пальто, командир полка сказал мне: «Ну, куда мы против мужичья!»
Мы подошли к подъезду здания губернского правления, на углу Кадетской площади и Александровской улицы. В подъезде стоял пулемет, за которым сидел бравый летчик; возле стоял другой офицер. Мы поднялись по лестнице на третий этаж. На площадке стоял генерал Стааль, который, приняв рапорт нашего командира, сказал: «Я приказал 34-му полку взять станцию Полтава-Киевская». Показав на коридор, влево, и на комнату за ним, он добавил: «Располагайтесь!»
Тут мы увидели и «34-й пехотный полк», который в составе семи человек с пулеметом спустился по лестнице мимо нас и вышел из здания. Откуда взялся еще и этот «полк»? На этот вопрос мне кто-то ответил, что это «34-й пехотный генерала графа Каменского полк», то есть иной, не нашей ориентации, а того «правого» фланга наступления на Москву, по определению атамана Краснова.
Мы прошли по коридору в указанное нам помещение, наполненное офицерами разных частей и ящиками с оружием и консервами. Какая-то дама в костюме сестры милосердия разносила горячий кофе. «Не нравится мне все это! – сказал мне наш поручик технической службы Васильев. – Я пойду домой!» – «Идите, – ответил ему я, – а если я останусь в живых, то приду к вам ночевать (с переселением в казармы Шиндлера я отказался от своей комнаты у г. Гиммельфарба по экономическим соображениям). Васильев исчез. «Севский полк» очень быстро вернулся обратно, доложил, что пробиться к станции Полтава-Киевская невозможно, и принялся за кофе и консервы.