1918 год

Летом восемнадцатого года вспышка монархических чувств у части учащейся молодежи, несомненно, была. Да и в семнадцатом, во время памятной манифестации в Киеве тамошние гимназисты выкинули флаг с надписью «Да здравствует царь», что, конечно, по тем временам было даже и небезопасно[270]. Через год искренне обрадовались возможности открыто петь «Боже, Царя Храни» и сражаться за будущего царя. Бросились записываться в бюро Южной и Астраханской армий, как только они открылись по всем главным городам Украины.

Я не хочу, понятно, утверждать, что среди молодых офицеров, уезжавших «на Дон», не было убежденных и непримиримых монархистов. Конечно, были. Для некоторых из них Добровольческая армия казалась чересчур левой. Были и такие, которые считали и Южную слишком либеральной, так как и ее организаторы в принципе не отрицали конституционной монархии. Эти записывались в Астраханскую – считалось, что она за самодержавие. Символически разница между обеими организациями выражалась в том, что «южане» носили на рукаве шеврон из двух лент – национальной и т. н. романовской, в то время как шеврон астраханцев был только «романовских» цветов. Знатоки масонских дел, их и сейчас немало среди бывших военных, особенно в Югославии, – объясняли еще, что шеврон Добровольческой армии, несомненно, придуман «вольными каменщиками», ибо острие треугольника обращено вниз, а вот в монархических армиях шеврон правильный. В самых последних числах августа я опять съездил в Киев, чтобы точно разузнать условия поступления в Южную армию и откровенно поговорить с генералом Литовцевым. Зашел сначала в штаб, в то время еще немногочисленный. Он произвел на меня хорошее, деловое впечатление. Приятно было видеть офицеров и солдат в русских погонах. За чинами Южной армии было официально признано право носить русскую форму. На лестнице помещения, занятого штабом, в числе прочих бумаг висело приказание обмениваться приветствиями с офицерами Украинской армии. Я получил объявления о формировании армии, бланки подписок и доверительный циркуляр о задачах, преследуемых организацией. В нем говорилось, что целью армии является «свержение большевиков и установление какой угодно формы правления, но непременно монархической[271]. Имелось также указание на то, что лица иудейского вероисповедания не принимаются.

Объявление-воззвание начиналось словами «На Дону формируется Южная армия для борьбы с большевиками…» О форме правления в нем ничего не говорилось. Что касается условий поступления, то каждый записывающийся обязывался прослужить шесть месяцев, по истечении которых он мог заявить о продолжении службы или вернуться «в первобытное состояние». Принимались лица не моложе 17 лет, не опороченные по суду. Они обязывались беспрекословно подчиняться воинской дисциплине. Из «завоеваний революции» было сохранено обращение к солдатам на «вы» и отмена титулований «ваше благородие» и т. д., кроме обычного «ваше превосходительство» при обращении к генералам.

Условия и порядки не отличались почти ничем – за исключением воспрещения принимать евреев – от того, что было принято в Добровольческой армии. Зато оклады были установлены гораздо выше, чем там. Сколько получали солдаты, не помню. Младшему офицеру, не занимавшему командной должности, полагалось 500 рублей[272]. Семейным полагалась прибавка. Армия, кроме того, предоставляла всем бесплатный проезд от пункта записи до станции Чертково, в окрестностях которой формировалась 1-я дивизия. На дорогу выдавались суточные.

Вручили мне и несколько номеров газеты «Наша Родина» – издания одноименного союза, формировавшего армию. Она произвела на меня очень неприятное впечатление своим ходульно-патриотическим стилем и явственным антисемитским налетом. Воззвания и циркуляры армии не содержали ничего политически для меня неприемлемого. В газете было нечто от «Союза Русского Народа». Больше всего, однако, меня интересовало, насколько серьезна вся эта организация и есть ли у нее деньги. Я собирался увезти с собой возможно больше людей. Опыт Куриня заставлял быть осторожным. Имена графа Бобринского и герцога Лейхтенбергского говорили за то, что Южная армия – дело серьезное. Зато меня очень смущал никому не известный журналист Акацатов в роли председателя «Нашей Родины». Мельком видел его в штабе. Получилось впечатление, что Акацатов явно подражает Керенскому в костюме и в манере себя держать. Бритое лицо, краги, спортивная куртка, подчеркнутая решительность жестов. Во всем этом, конечно, не было ровно ничего предосудительного, но впечатление создавалось странное и несерьезное. Как-никак этот человек собирался формировать армию и спасать Россию.

Генералу Литовцеву я ничего не сказал о своих сомнениях относительно возглавления. Не зная внутриштабных отношений, не хотел делать неловкости. Об остальном поговорили откровенно. Генерал сказал, что Южная армия – серьезное предприятие[273].