1918-й год на Востоке России

Выступление шло под демократическим флагом, и по ряду причин погоны не были надеты повстанцами. Поэтому когда на следующий день по освобождении города от большевиков туда прибыли из степей для связи несколько чинов отряда есаула Анненкова[64], в погонах, то они привлекли к себе внимание населения. Начальником района им было предложено снять погоны, что выполнить они отказались и уехали назад в степь.

Нервность и напряженность в Петропавловске пошли сразу на убыль, когда в нем стало известно о состоявшемся выступлении в Кургане, о захвате его чехами и белыми русскими, а также о предшествовавшем этому занятию и освобождению от большевиков Миаса и Челябинска. Город Кокчетав к этому времени был также очищен от большевиков. За запад и юг петропавловцы теперь могли быть спокойны. Враг находился на восток и север от города — в Омске и Ишиме. Руководители белого Петропавловска сочли своевременным перейти к наступательным действиям.

Сравнительно небольшой, но богатый уездный город Тюменской, ранее Тобольской, губернии Курган расположен на линии железной дороги Челябинск — Омск и славился как центр маслоделия Западной Сибири и довольно значительной хлебной торговлей. До Великой войны свое масло Курган поставлял даже за границу, преимущественно в Данию, где оно перерабатывалось и выпускалось на рынок уже под маркой «датского». Население Курганского уезда отличалось своей зажиточностью и довольно рациональной постановкой сельского хозяйства.

Пришла революция. Волна большевизма докатилась до Кургана, и там утвердился Совдеп, советские порядки и такой же уклад жизни. И все это продолжалось до тех пор, пока в ночь на 2 июня в стороне станции железной дороги не началась стрельба…

Поначалу курганцы особого значения этой стрельбе не придали, ибо со времени Октябрьской революции ночная стрельба на улицах стала делом заурядным. Время шло. Стрельба не только не прекращалась, но, напротив, огонь участился. Судя по выстрелам, фронт увеличился. Не минуты, но неприятные часы переживали жители ближайших к станции кварталов: пули свистели и щелкали о стены домов…

Стало брезжить. Выстрелы приближались. От станции по улицам, отстреливаясь, бежали одиночные бойцы. То были красноармейцы. Прошло несколько минут, и показался их противник — чехи. Скоро бой перешел к реке, куда отошли красные. В городе стало тихо, и жители вылезали из своих домов на улицу, дабы узнать об обстановке. Далеко отходить от своих домов они, однако, не решались до тех пор, пока кто-то не принес известия, что последний опорный пункт красных — паровая мельница Бакинова, находящаяся за рекой, занята чехами.

Так был освобожден Курган.

Были только большевики изгнаны из Кургана, как на улицах города появились печатные обращения местного отдела партии социалистов-революционеров. В торжественном тоне население оповещалось о падении тиранов-большевиков, и освобожденный народ призывался строить новую, свободную жизнь.

Хорошо, конечно, строить новую жизнь, но в обстановке первых чисел июня 1918 года, когда вся Россия была во власти большевиков, освобожденному Кургану, как и иным освобожденным местам, в первую очередь приходилось думать не столько о налаживании того или иного мирного распорядка жизни, сколько с оружием в руках отстаивать только что данную Небом свободу. Социалисты реальной силой не располагали, и на предложение чехословаков о создании городского отряда самоохраны отозвалось в первую очередь офицерство.

По городу носились вести о том, что и Челябинск, и Омск, и Петропавловск также освобождены чехами, но все же все это были лишь слухи, точных сведений не было, и перед многими противниками большевизма, готовыми взять в руки оружие, вставал вопрос: а что, если это только эпизод? Что, если завтра или послезавтра отношения между чехами и большевиками уладятся и последние снова вступят в город? Вопрос был серьезный, и надо было иметь мужество, чтобы встать в только что строящиеся ряды будущей Белой армии.

Во главе формирующегося Курганского добровольческого отряда встал чешский офицер — поручик Грабчик. Ему было примерно 35 лет. В прошлом это был офицер австро-венгерской армии. Помощником его был назначен русский — штабс-капитан Титов. Бойцами в отряд записывались офицеры и учащаяся молодежь — гимназисты, реалисты. Партийные работники предпочитали в ряды отряда не вступать, видимо намереваясь служить Родине иным порядком, главным образом или даже исключительно одной своей лишь политической работой. О представителях остальных слоев местного общества совсем уж не приходится говорить: освобождению они были очень рады, но это они, видимо, находили в полном порядке вещей и потому не утруждали себя думами о всяких не совсем приятных «мелочах».

Число добровольцев, записавшихся в отряд, вскоре достигло 150 человек. На этой цифре оно и остановилось. Оружия между тем в гарнизоне было так мало, что даже эта горсть добровольцев не была как следует вооружена. С содержанием отряда дело обстояло также не слишком важно.