1918. Хюгану, или Деловитость

Где-то через час он оставил бордель. Настроение улучшилось; страх, тяготивший его, прошел, что-то пришло в норму, он сам не знал, как это можно назвать, но тем не менее отчетливо ощущал, что он опять в норме и вернулся к способности трезво и ясно оценивать происходящее. Пусть другие делают то, что хотят, пусть они вышвырнут его вон, ему наплевать на все это. Он бодрым шагом продолжал свой путь, ему вспомнилась песенка Армии спасения, которую ему приходилось где-то слышать, и он, постукивая в ритм шагов тростью, размеренно напевал "Господь наш, Саваоф"

60 Торжественный праздник объединения "Мозельданк" в пивной "Штадтхалле" по случаю битвы у Танненберга [37]

Ярецки слонялся по саду "Штадтхалле". В зале танцевали. Однорукий, конечно, тоже вполне мог бы потанцевать, но Ярецки стеснялся. Он обрадовался, когда у одной из дверей, ведущих в зал, встретил сестру Матильду: "О, сестричка, вы тоже не танцуете?"

"Почему же, танцую, не хотите ли попробовать, лейтенант Ярецки?"

"Пока у меня нет этой штуки, протеза, вряд ли со мной можно начинать что-либо приличное… только пить и курить… сигарету, сестра Матильда?"

"Ах, и о чем вы только думаете, я ведь здесь на службе",

"Ага, танцевать, значит, входит в круг ваших служебных обязанностей, тогда будьте столь великодушны и позаботьтесь заодно о бедном одноруком инвалиде… присядьте-ка на минуточку со мной".

Слегка грузновато Ярецки опустился за ближайший столик. "Вам нравится здесь, сестричка?"

"О, здесь очень мило".

"А мне, честно говоря, не нравится".

"Да люди просто веселятся, и почему бы им не позволить это".

"Знаете, сестра, я, наверное, немножко уже перебрал… но это ничего не значит… я вам говорю, что эта война никогда не кончится,, или вы так не думаете?"

"Ну, в конце концов она наверняка должна закончиться,,"

"И что мы будем тогда делать, если не будет никакой войны… если некому будет поставлять калек, чтобы вы о них заботились?"

Сестра Матильда задумалась: "После войны., да, но вам-то известно, с чего нужно будет начинать. Вы ведь говорили уже о месте…"

"Со мной дело обстоит немного по-другому… я воевал., убивал людей… простите, это вполне может казаться безумием но дело-то ведь яснее ясного,, я конченый человек… но здесь множество других,,- он обвел рукой сад, — приходит их черед, и этого не избежать,, русские вон уже вынуждены формировать женские батальоны…"

"Вы на кое-кого можете прямо страху нагнать, господин лейтенант Ярецки".

"Я? Нет., я уже готов… иду домой,, ищи меня, женушка… каждую ночь одна и та же… я ведь… мне кажется, я все-таки нажрался, сестра… но видите ли, это нехорошо, что человек одинок, это очень нехорошо, что человек одинок., так говорилось еще в Библии. Ну а о Библии вы ведь высокого мнения, сестра".

"Ну так что, господин лейтенант Ярецки, не хотите ли отправиться домой? Кое-кто из наших уже тоже готов в путь… так вы могли бы вместе с ними…"

Она ощутила пропитанное алкоголем дыхание на своем лице: "Я, я говорил вам, сестра, что война не может закончиться, поскольку человек там совершенно одинок., поскольку подходит очередь то одного, то другого быть в этом одиночестве… и каждому, кто пребывает в одиночестве, приходится убивать других… Вы думаете, что я слишком много выпил, сестра, но вы же знаете, что меня не так просто свалить., и нет надобности укладывать меня в кроватку., но то, что я вам говорю, — правда

— Он поднялся, — Смешная музыка. Никак не пойму, что там танцуют, не посмотреть ли нам немножко?"

Доброволец доктор Эрнст Пельцер из минометного отделения столкнулся со спешащим Хугюнау: "Вот те на, господин старший церемониймейстер… Вы же прямо как смерч… и все за дамочками".

Хугюнау пропустил сказанное мимо ушей; с видом радостной значимости он показал на двух господ в черных сюртуках, которые как раз вошли в праздничный сад: "Прибыл господин бургомистр!"

"Ага, эта дичь будет получше, Ну, тогда удачной дальней-; шей охоты и ни пуха ни пера, благородный охотник…"

"К черту, к черту, господин доктор", — рассеянно кинул через плечо Хугюнау и приготовился к официальной приветствен ной речи.

Старший полковой врач Куленбек принадлежал к тем, кого посадили за столом для уважаемых лиц. Но долго он там не задержался.

"Бегу за удовольствиями, — сообщил он, — мы — наемники в захваченном городе".

Он направился к группе молоденьких девушек с высоко поднятой головой и с оттопырившейся, торчащей чуть ли не параллельно земле бородкой. Проходя мимо стрелка Кнеезе, который стоял, прислонившись к дереву, с застывшим на лице выражением печали и скуки, он хлопнул его по плечу: "Эй, тоскуете по своей слепой кишке? Вы — отличные наемники здесь, чтобы делать женщинам детей. Не остается ничего другого, как краснеть за вас, лопух вы эдакий. Вперед, шляпа!" "Слушаюсь, господин старший полковой врач", — отчеканил Кнеезе, вытянувшись всем телом.