В самом начале войны часто случалось, что солдаты на марше бросали лопаты и прочий шанцевый инструмент. Не менее часто они очень горько жалели об этом, зачастую в тот же день. Иногда — в тот же час, когда под внезапным ураганным огнем противника тем, кто хотел уцелеть, приходилось зарываться в неподатливую землю штыками, касками, кружками и голыми руками. Это был горький опыт, который пошел впрок, уже через пару месяцев каждый человек на фронте знал, что без винтовки солдат еще может выжить, а без лопаты — нет. Земля стала лучшим другом и проклятием пехотинца. Она уберегала его от пуль и снарядов, она же размокала от дождей, превращаясь в гнилостное болото, а камни и комья земли, разбрасываемые взрывами, убивали и ранили не хуже осколков.
На пятом году войны те первые окопы и траншеи, вырытые второпях, неграмотно — тесные, неглубокие и прямые, развились в невероятно сложную многоуровневую систему защиты. Окоп девятнадцатого года даже «окопом» было назвать сложно, настолько новые траншеи — причудливо изломанные, тщательно замаскированные и детально продуманные — не походили на своих предков.
Каждый стрелок, тем более снайпер или пулеметчик, оборудовал себе укрепленную позицию-нишу, защищаясь пуленепробиваемыми стальными пластинами, нередко двойными, а также мешками с песком, кирпичами и деревянными щитами. Такая позиция представляла собой мини-каземат, обитатель которого взирал на мир сквозь крохотные амбразуры. Но, конечно, не сразу, а предварительно выставив в открытую амбразуру фуражку и подождав с минуту. Ни одна пригоршня извлеченной из окопов земли не пропадала зря, из нее воздвигали валы, внешнюю обсыпку бруствера и пулеметно-минометные площадки. Маскировочная марля, веревочные и проволочные сетки сменили былые мусорные кучи, легче легкого указывающие противнику, куда ему стрелять.
Но это был еще не венец сбережения солдата от убийственного огня неприятеля. В собственно окопе прорывались многочисленные ниши и штольни, зачастую многометровой длины, соединяющие оборонительные линии. Штольни были укреплены надежными деревянными рамами. Некоторые из этих подземных нор уходили вниз на двенадцать и более метров, а в других легко размещались даже танки и железные дороги узкой колеи, по которым к жаждущему фронту доставлялись снаряды и саперное имущество. Многочисленные ответвления вели к нейтральной полосе и вражеским позициям, эти кротовые норы использовались для вылазок, прослушивания и минных работ.
Подобно гигантской паутине, километры таких тщательно укрепленных ходов и переходов связывали между собой многочисленные опорные пункты, расположенные в шахматном порядке, находящиеся во взаимной поддержке и огневой связи. Блиндажи закапывались еще глубже, считалось нормальным, если подошва окопа находилась на уровне самого верхнего перекрытия блиндажа, защищенного слоями земли, балок, бетонных плит и камней, дополнительно залитых цементом.[39]
Работы по развитию и совершенствованию этого циклопического муравейника не прекращались ни на мгновение на протяжении всей войны. Немудрено, что к девятнадцатому году даже ближний тыл прифронтовой полосы выглядел так, будто хоть сейчас готов принять бой против марсианских захватчиков, описанных Уэллсом, со всем их устрашающим оружием. Или его же атомных бомб.[40]
И все-таки, думал Мартин, даже это безумной сложности и трудоемкости творение рук человеческих — человеком же и преодолевается. На каждый ход мастеров фортификации пытливый ум находил свой ответ и в первую очередь, разумеется — артиллерию. Невообразимый огневой смерч, извергаемый громадными стволами, срывал до основания любую фортификацию. Тонны лиддита в мгновение ока превращали блокгаузы из армированного бетона и стали в дымящиеся многометровые воронки. Танки и гусеничные транспортеры упорно ползли через сеть переходов и траншей в сопровождении пехоты, специально обученной штурму, вооруженной пулеметами, гранатами, огнеметами.
— Вот к чему бы полезному силы приложили, — вслух додумал Мартин окончание мысли.
— А? — невнятно отозвался Шейн. Говорить нормально ему мешала зажатая в зубах отвертка.
Блиндаж, в котором разместили штурмовой взвод «тоннельных кротов», располагался как раз во второй линии обороны, почти в тылу. Созерцание его обшитых деревом стен и подвигло австралийца на философские размышления о природе войны и приложении человеческой воли. Блиндаж был не только выкопан где-то поблизости от центра Земли, но и очень хорошо благоустроен. Тонкие перегородки делили его на каморки, в каждой из которых были двухэтажные нары на двоих и даже проведен электрический свет. Эти «отели влюбленных парочек» служили неиссякаемым источником для грубого солдатского юмора и подколок.