1919

Вообще ему надоела Италия и надоел Красный Крест и хочется домой. Ради одного только стоит тут торчать – в скором времени в Италии произойдет революция, и ему хочется на нее поглядеть.

– А ты, Дик, устроился довольно хорошо для члена Гренадиновой гвардии.

– Сплошная цепь случайностей, – сказал Дик, морща нос. – Знаешь, смешные дела творятся на свете.

– Еще бы не знать… А вот куда делся бедный старый Стив? Фред Саммерс служит в польском легионе, это последние сведения о нем.

– Стив, наверно, сидит в тюрьме, – сказал Дик, – где и нам следовало бы сидеть.

– Зато не каждый день можно любоваться таким спектаклем.

Было уже четыре часа, когда они ушли из ресторана. Они отправились к Эду, сели на подоконник и принялись пить коньяк. Они глядели на желтые и зеленые крыши города и на купола барокко, мерцающие в последних лучах солнца, вспоминали, какое потрясающее впечатление произвел на них Рим, когда они увидели его впервые, и болтали о том, что будут делать теперь, когда война кончилась. Эд Скайлер сказал, что хочет поехать на Восток в качестве газетного корреспондента, он просто не может себе представить, как он вернется в Нью-Йорк, ему необходимо побывать в Персии и в Афганистане. Этот разговор о том, что он будет делать, нагнал на Дика отчаяннейшее уныние. Он зашагал взад и вперед по выложенному плитками полу.

Раздался звонок, и Скайлер вышел в прихожую. Дик услышал шепот и тихий вздрагивающий голос женщины, говорившей по-итальянски. Секунду спустя Эд втолкнул в комнату маленькую длинноносую женщину с огромными черными глазами.

– Это Магда, – сказал он, – синьора Скульпи, познакомьтесь, капитан Севедж.

Они заговорили на французско-итальянском жаргоне.

– По-моему, дождя не будет, – сказал Дик.

– А что ты скажешь, если я раздобуду для тебя даму и мы поедем кататься и поужинаем во дворце Цезарей?… Может быть, будет не так уж холодно.

Дик вспомнил про Энн Элизабет и позвонил в ПБВ. Девушка из Техаса была в восторге, сказала, что комитетчицы – ужасные женщины и что она назначила свидание мистеру Берроу, но постарается улизнуть. Да, если они заедут через полчаса, она будет готова. После длительной торговли между синьорой Скульпи и извозчиком они взяли довольно элегантное и древнее пароконное ландо. Энн Элизабет поджидала их в подъезде.

– Я устала от этих старых наседок, – сказала она, вскакивая в ландо. – Скажите ему, чтобы он ехал скорее, а то мистер Берроу нас поймает… Эти старые наседки приказали мне вернуться к девяти. Право же, у них хуже, чем в воскресной школе… Ужасно мило с вашей стороны, что вы обо мне вспомнили, капитан Севедж… Я прямо помирала от желания выйти, осмотреть город… Чудесный город, правда? Скажите, пожалуйста, а где живет папа?

Солнце зашло, стало прохладно. Палаццо деи Чезари было пустынно и неприветливо, поэтому они выпили там только по рюмочке вермута и вернулись обедать в город После обеда они пошли в «Аполло».

– Ох и достанется же мне, – сказала Энн Элизабет. – Ну все равно! Мне хочется осмотреть город.

По дороге в театр она взяла Дика под руку.

– Знаете, Дик… Тут столько иностранцев, что я себя чувствую одинокой… Я рада, что со мной ходит белый… Когда я училась в Нью-Йорке, я ездила в Джерси поглядеть на стачку текстильщиков… Меня тогда интересовали такие вещи. У меня тогда было такое настроение, как теперь. И я не хочу его терять. Может быть, такое настроение бывает именно тогда, когда с человеком происходит что-нибудь интересное.

Дик был чуточку пьян и очень нежен. Он стиснул ее руку и нагнулся к ней.

– Злые дяди не посмеют обидеть девочку из Техаса, – заворковал он.

– Вы, должно быть, думаете, что я совсем дурочка, – сказала Энн Элизабет, внезапно переменив тон. – Но, Боже ты мой, как мне быть с этим методистским обществом трезвости и нравственности? Я вовсе не хочу сказать, что мне не нравится работать в ПБВ. Как подумаешь, что маленькие детки умирают от голода… Мы выиграли войну, теперь наш долг – навести порядок в Европе, как говорит президент.

Занавес поднялся, итальянцы зашикали на них со всех сторон. Энн Элизабет затихла. Когда Дик попробовал взять ее за руку, она вырвала ее и слегка ударила его по пальцам.

– Я думала, что вы уже вышли из этого возраста, – сказала она.

Спектакль был не Бог весть какой, и Энн Элизабет, не понимавшая ни слова, уронила голову Дику на плечо и заснула. В антракте они пошли в буфет, и, верная данному обету, она выпила лимонаду. Когда они шли обратно в зал, неожиданно произошло замешательство. Маленький лысый итальянец в очках ринулся на Эда Скайлера с воплем «tradrlore!».[259] Он налетел на Эда со всего размаху, так что оба они потеряли равновесие и покатились вниз по обитым красной дорожкой ступеням. Итальянец дрыгал руками и ногами, а Эд старался по мере возможности не подпускать его к себе. Дик и Энн Элизабет, обнаружившая большую физическую силу, сгребли малютку итальянца, поставили его на ноги и заломили ему руки за спину. Синьора Скульпи, рыдая, повисла у него на шее. Это был ее супруг.