1919

Бену ужасно не хотелось расставаться с Ником, но ему надо было искать работу на зиму, чтобы иметь возможность учиться. Он выдержал экзамены и был принят в Нью-Йоркский университет. Старик взял в «Моррис Плене» ссуду в сто долларов,[317] чтобы помочь ему на первых порах, а Сэм прислал ему из Нью-Йорка двадцать пять долларов на учебники. Кроме того, он сам подрабатывал по вечерам в аптекарском магазине Кана. По воскресеньям он ходил в библиотеку и читал «Капитал» Маркса. Он вступил в социалистическую партию и, когда у него бывало свободное время, ходил на лекции в школу Рэнд. Он усиленно работал над собой, чтобы стать хорошо отточенным оружием.

Весной он заболел скарлатиной и пролежал десять недель в больнице. Когда он выписался, у него до того испортилось зрение, что он и часу не мог читать – у него начинались головные боли. Старик взял в «Моррис Плене» еще сто долларов и был теперь должен уже двести плюс проценты и гербовый сбор.

На лекции в «Купер Юнион» Бен познакомился с одной девушкой, которая раньше работала на текстильной фабрике в Джерси. Она была арестована во время патерсонской стачки и занесена в черные списки. Теперь она служила продавщицей у Уэнемейкера, а родители ее еще работали на заводе Ботени в Пассейике. Звали ее Элен Мауер, она была на шесть лет старше Бена, светлая блондинка с уже помятым лицом. Она говорила, что социалистическое движение ни черта не стоит, только у синдикалистов правильная программа. После лекции она повела его пить чай в кафе «Космополитен» на Вторую авеню и познакомила с настоящими, по ее словам, революционерами; когда Бен рассказал о своих знакомых Глэдис и старикам, старик сказал:

– Фуй… Евреи – радикалы! – И презрительно чмокнул губами.

Он сказал, что Бенни должен бросить все эти глупости и взяться за работу. Он стар и кругом в долгах, и если он заболеет, то Бенни придется кормить его и старуху. Бен сказал, что он все время работает, но при чем тут семья, он работает для блага рабочего класса. Старик побагровел и сказал, что семья – это первая святыня, а вторая – его народ. Мамаша и Глэдис плакали. Старик встал, задыхаясь и кашляя, он поднял руки над головой и проклял Бена, и Бен ушел из дому.

У него не было денег, он был еще слаб после скарлатины. Через весь Бруклин и Манхэттенский мост и Ист-Сайд, полный красноватых огней и людей и тележек с овощами, от которых пахло весной, он добрался до Шестой Восточной улицы, на которой жила Элен. Квартирная хозяйка не хотела пускать его наверх. Элен сказала хозяйке, что нечего ей совать нос не в свое дело, но, пока они бранились, у Бенни зазвенело в ушах, и он упал на софу в прихожей. Когда он пришел в себя, по шее у него текла вода, и Элен помогла ему подняться на четвертый этаж и уложила на свою кровать. Она крикнула в пролет квартирной хозяйке, грозившей позвать полицию, что она выедет завтра утром и что никто на свете не заставит ее выехать раньше. Она напоила Бена чаем, и они всю ночь проговорили, сидя на кровати. Они решили вступить в свободное сожительство и весь остаток ночи укладывали ее вещи. Ее имущество состояло главным образом из книг и брошюр.

В шесть часов утра они пошли искать комнату, потому что в восемь она уже должна быть у Уэнемейкера. Они скрыли от новой квартирной хозяйки, что они не венчаны, но, когда та спросила: «Так вы, стало быть, жених и невеста?» – они закивали и заулыбались. К счастью, у Элен хватило денег заплатить вперед за первую неделю. Потом она убежала на службу. У Бена не на что было купить завтрак, и он весь день пролежал в кровати, читая «Прогресс и нищету».[318] Вечером она вернулась со службы и принесла ужин из гастрономической лавки. Они ели ржаной хлеб и колбасу и были очень счастливы. У нее были удивительно большие груди при ее худобе. Он вышел и купил в аптекарском магазине предохранительные средства, так как она сказала, что сейчас ей никак нельзя иметь ребенка, потому что она должна отдавать все свои силы рабочему движению. В кровати были клопы, но они говорили друг другу, что счастливы – в той мере, в какой можно быть счастливым при капиталистическом строе, и что придет день, когда они будут жить в свободном обществе, в котором рабочим не придется тесниться в грязных ночлежках, полных клопов, и ругаться с квартирными хозяйками, и любовники будут иметь детей, сколько им захочется.