1919

- Ах, вот как! Вы еще находитесь в нашем округе, не забывайте этого... Если вы еще раз сунетесь к нам, кое-кто из вас попросту сыграет в ящик, и дело с концом... Ну, валяй, ребята!

Полицейские выстроились в две шеренги вплоть до железнодорожного полотна. Они хватали одного арестованного за другим и избивали их. Трое схватили Бена.

- Профсоюзник?

- Конечно, профсоюзник, поганые трусы... - начал он.

Шериф подошел и размахнулся, чтобы ударить его.

- Осторожней, он в очках.

Тяжелая лапа сорвала с него очки.

- Сейчас мы это устроим.

Шериф ударил его кулаком по носу.

- Скажи, что ты не профсоюзник.

Рот Бена был полон крови. Он стиснул зубы.

- Он жид. Дайте ему еще раз за меня.

- Скажи, что ты не профсоюзник.

Кто-то ударил его ружейным дулом, и он упал на четвереньки.

- Беги! - заорали кругом.

От ударов дубинками и ружейными прикладами у него лопались барабанные перепонки.

Он попробовал идти спокойно, не бежать. Он споткнулся о рельсу, упал и разрезал себе руку обо что-то острое. Кровь заливала ему глаза так, что он ничего не видел. Чей-то тяжелый сапог раз за разом молотил его по боку. Он терял сознание. И все-таки продолжал ковылять. Кто-то поддерживал его под мышки и тащил от вагона. Еще кто-то отер ему лицо носовые платком. Откуда-то издалека он услышал голос Брема:

- Мы уже в соседнем округе, ребята.

Оттого, что Бен потерял очки, и шел дождь, и была ночь, и спина мучительно ныла, он ничего не видел. Он слышал выстрелы и вопли оттуда, где прогоняли сквозь строй оставшихся ребят. Он находился в центре небольшой кучки профсоюзников, ковылявших вразброд по железнодорожному полотну.

- Товарищи рабочие, - сказал Брем своим низким, спокойным голосом, эту ночь мы не должны забывать никогда.

На конечной остановке загородного трамвая они собрали деньги среди истерзанных и окровавленных профсоюзников и купили билеты до Сиэтла наиболее пострадавшим. Бен был так оглушен и избит, что с трудом держал билет, который кто-то сунул ему в руку. Брем и остальные пошли пешком - им предстояло пройти до Сиэтла тридцать миль.

Бен три недели пролежал в больнице. У него были повреждены почки, и он почти все время испытывал невыносимую боль. Он совершенно отупел от постоянных впрыскиваний морфия и еле соображал, что происходит, когда в больницу доставили ребят, раненных во время стрельбы на Эвереттской пристани пятого ноября. Когда его выписали, он с трудом передвигал ноги. Все его знакомые сидели в тюрьме. На Главном почтамте он нашел письмо от Глэдис, содержавшее пятьдесят долларов и от имени отца звавшее его домой.

Комитет защиты советовал ему ехать, он был наиболее подходящий человек для сбора пожертвований на Востоке. Для защиты семидесяти четырех членов профсоюза, заключенных в Эвереттской тюрьме и обвиняемых в покушении на убийство, требовались огромные деньги. Бен несколько недель пробыл в Сиэтле, выполняя разные поручения Комитета защиты, придумывая способ попасть домой. В конце концов один сочувствующий, служащий пароходной компании, подыскал ему место суперкарго на грузовом пароходе, шедшем в Нью-Йорк через Панамский канал. Морской воздух и кропотливая канцелярская работа помогли ему оправиться. И все же он что ни ночь просыпался от кошмара, с застрявшим в горле воплем, и, сидя на койке, видел наяву полицейских, пришедших за ним, чтобы прогнать его сквозь строй. Когда он снова засыпал, ему снилось, что он мечется в загоне, и чьи-то зубы рвут его руки, и тяжелые сапоги молотят его по спине. Дошло до того, что он вечером насильно заставлял себя лечь спать. Вся судовая команда считала его морфинистом и сторонилась его. Он почувствовал огромное облегчение, когда увидел наконец высокие здания Нью-Йорка, сверкавшие в коричневом утреннем тумане.

...Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер...

Бен всю зиму прожил дома, потому что это было дешевле. Когда он сказал папаше, что намерен служить в конторе одного адвоката-радикала по имени Моррис Стайн, с которым он познакомился в связи со сбором пожертвований в пользу эвереттских стачечников, старик пришел в восторг.

- Опытный адвокат может защищать рабочих и бедных евреев и при этом хорошо зарабатывать, - сказал он, потирая руки. - Я всегда знал, Бенни, что ты хороший мальчик. - Мамаша закивала головой и заулыбалась. - Потому что тут в Америке не то что в Европе, в феодальных странах, тут самый отпетый лодырь пользуется всеми конституционными правами, для того конституция и писалась.

У Бенни выворачивало душу от этих разговоров.