1920 год

- А на деревню наложить контрибуцию! Весело вскакивает на лошадей конвой командира полка - лихие "лабинцы" ... Мгновение, и рассыпались по деревне. И в ту же минуту со всех сторон подымается стон, рыдания, крики, жалобы, мольбы... Какая-то старуха бежит через дорогу, бросается в ноги ... Целая семья воет вокруг уводимой коровы.

А это еще что? Черный дым взвился к небу. Неужели зажгли?

Да ... Кто-то отказался дать корову, лошадь ... И вот ... Могилу квартирьера засыпают ... Завтра в следующей деревне убьют нового... Там ведь уже будут знать и о сапогах и о контрибуции... А если не будут знать о нас, то ведь впереди идут части, перед которыми мы младенцы ... Мы ведь "один из лучших полков"...

* * *

В одном местечке мальчишка лет восемнадцати, с винтовкой в руках, бегает между развалин, разгромленных кем-то (нами? большевиками? петлюровцами? "бандитами"?- кто это знает) кварталов.

- Что вы там делаете?

- Жида ищу, господин поручик.

- Какого жида?

- А тут ходил, я видел.

- Ну, ходил... А что он сделал?

- Ничего не сделал ... жид!

Я смотрю на него, в это молодое, явно "кокаинное" лицо, на котором все пороки ...

- Какой части?

Отвечает...

- Марш в свою часть!.. Пошел.

Ищет жида с винтовкой в руках среди белого дня. Что он сделал? Ничего жид.

- Что сделал этот человек, которого вы поставили "к стенке"?..

- Как что! Он "буржуй"!

- А, буржуй... Ну, валяй!

Какая разница? Мы так же относимся к "жидам", как они к "буржуям".

Они кричат: "смерть буржуям", а мы отвечаем: "бей жидов".

Но где же "белые"?..

* * *

- Да что вы, батенька... Все они бандиты ... Я вам говорю - не суйтесь, будьте осторожны ... А это село - известное. В каждом доме - большевики - я вам говорю. Будьте осторожны - поближе к штабу ... Все бандиты! Но мы "сунулись" ... Нас была небольшая "стайка", - мои молодые друзья и я... Сунулись в хатку на самой окраине сверх-"бандитской" деревни ...

Результат. Полчаса, были хмурыми, явно-скрыто-враждебными. Полчаса, присматривались. Еще через полчаса стали растаивать. К концу вечера стали ласковыми и угостили превосходным ужином. На ночь устроили как только могли получше. А утром, когда мы уходили, провожали нас, как лучших друзей. Улыбались на прощанье так, как только умеют улыбаться хохлушки...

- Як вам бог поможе, може ще побачемось ... Заходьте о нас ... Счастливо!

И так было почти в каждой деревне на расстоянии трехсот верст...

... "Батенька - не суйтесь!"... Мы все же "совались" и утром уходили, провожаемые ласково звенящим:

- Счастливо!..

* * *

За это или за другое нас в полку за глаза насмешливо называли "джентльмены".

Я понимаю эту насмешку и эту скрытую враждебность. Мы шли триста верст, они - может быть, три тысячи. Мы имели при себе свои деньги (заработок "Киевлянина" за последние дни) и притом "керенки" - у них денег не было ... Мы шли добровольно, только что променяв перья на винтовки, - они тянули уже бесконечно эту безотрадную лямку:

Поход, бой, вши ... Бой, вши, поход... Вши, поход, бой...

Этими тремя элементами ведь исчерпываются все комбинации войны a la longue... Легко быть "джентльменами" неделю, месяц, два... Но год, три, шесть лет. Ведь некоторые воюют непрерывно с 1914 года.

Еще хорошо, пока лето, солнце, тепло, есть речки, где выкупаться. Но осенью, зимою ... В эти безотрадно-грязные, серые дни или безжалостно-белые, морозные ... Какая тоска нападает, наконец, отвращение к этому "роду занятий", жгучая потребность, непреодолимая жажда культурного центра, электричества, театра, нарядной толпы, музыки, книги, газеты ... Все это локализируется в одной мечте:

"Выпить кофе у Фанкони ... Настоящий кофе... с сладкими булочками, чисто поданный ... и прочитать газету" ...

Об этом мечтают на всех бесконечных "отступательных" дорогах... Воевать надоело, противно ...

Прежде всего, конечно, этой до конца утомленной армии надо отдохнуть. Она больше не может, - ведь они работают без конца...

"Вечно без смены" ... Вечно без смены! Но почему нет смены? Ах, я никого не осуждаю, не имею права осуждать. Быть может, если бы я воевал столько, сколько они, я сам бы опустился. Но пока, пока все же мне так приятно наблюдать своих молодых друзей, крещенных "джентльменами" ...

Мне приятно, что на тридцатой версте дневного перехода они такие же, как на первой. Леденящий душу мороз, крайняя усталость, разваливающаяся обувь, растертые ноги не способны вырвать у них ни одного грубого слова. Мне приятна их неподчеркнутая, но настоящая военная и невоенная вежливость, их строгое разграничение "службы" и "дружбы". Беспрекословное исполнение "приказаний", братские отношения между собой и трогательная заботливость обо мне, во внимание к моей "старческой слабости".

Но в особенности меня радует, как они умеют ладить с тем "русским народом", ради которого и ведется борьба. Когда они за несколько часов "шармируют" неизбалованную лаской семью "бандитов", я горд, как будто бы выиграл сражение.

Я, конечно, не выиграл сражения, но я выиграл "пополнение", я выиграл "смену".