Еще более оригинальный способ выхода из Седана продемонстрировала самая северная группа войск – группа генерала Желиговского, в наибольшей степени подверженная седанской опасности. До конца дня 5 июля она дерется лучше всех остальных групп 14-й армии и, как обычно бывает при поражениях, разделяет судьбу самых сильных, ибо находится в самом худшем положении. К тому же приказ об отступлении к ней не доходит вообще. Она только чувствует начиная с полудня 5 июля, что вокруг нее происходит что-то странное. На участке за ее правым, южным флангом, атакованном на восточном берегу Мнюты под Лужками, исчезает всякое наше сопротивление. Части 10-й дивизии, которые успешно отражают здесь атаки противника, уже под вечер наблюдают в своем тылу отдельные дозоры и мелкие отряды неприятеля. А на всем фронте 10-й дивизии на Мнюте и 8-й дивизии в районе Погоста уже чувствуется приближение крупных сил 4-й армии п. Сергеева. В сложившейся ситуации генерал Желиговский решил отступить в ночь на 6-е и идти на сближение с группой генерала Енджеевского, которую надеялся найти отходящей в районе Дуниловичей. Ночной марш был быстрым, хоть и очень трудным. Не преследуемый противником, генерал Желиговский к утру 6 июля сосредоточил всю 10-ю дивизию в районе Мосарь, в то время как 8-я дивизия после длительного марша еще тащилась от Шарковщизны в южном направлении. Генерал Желиговский нашел здесь абсолютную пустоту – ни своих, ни противника. Обеспокоенный этим, он после короткого отдыха двинулся к Дуниловичам, куда и прибыл под вечер, не встретив нигде противника и не испытав на себе никакого его воздействия. 8-я дивизия продвигалась тем же способом несколько западнее, направляясь непосредственно к Поставам. Две дивизии целый день шли в пустоте – ни своих, ни противника. Кое-где, наверное, встречался отставший обозный, погоняющий уставших коней в западном направлении. То тут то там в придорожных канавах можно было увидеть сломанную телегу или издыхающую лошадь – обычное свидетельство прошедшей военной бури при поспешном отступлении. Местное население, видимо, твердило, что наши уже давно прошли, а противника еще нет. Генерал Желиговский в этот день, наверное, сотни раз задавал себе вопрос, где свои, а где противник? Давления с севера, со стороны армии п. Сергеева, он вообще не испытывал в течение двух дней боев. Он два дня бился, имея фронт, повернутый на восток. В этом же направлении имела фронт и вся 1-я армия. Он знал, что творится что-то неладное, что еще вечером предыдущего дня, когда он вел бои под Лужками и в районе Германовичей, на юге бой начал стихать и что в связи с этим у него обнажился правый фланг. Теперь, направляясь к югу, он должен был идти перед фронтом противника – если бы тот двигался, как прежде, на запад. Но именно с этой стороны его в течение всего дня абсолютно никто не беспокоил. Поэтому ничего удивительного, что когда вечером и ночью в Дуниловичах он обдумывал свое положение, то пришел к выводу, что он, собственно говоря, находится в тылу противника, который всей своей массой двинулся на юго-восток в направлении Молодечно. Ведь он имел в своем распоряжении целый день 6-го, а может, даже и часть предыдущего дня, 5 июля.
К такой оригинальной обстановке привела неудачная седанская операция. Сильная группировка, составляющая третью часть нашей армии, для которой готовился Седан, группировка, к тому же наиболее подверженная седанским замыслам противника, группировка, начавшая отступление в последнюю очередь, – эта группировка в течение целого дня остается свободной как птица, вольной принимать любые решения и выбирать любое направление своего перемещения. Если марш генерала Енджеевского продемонстрировал полное банкротство седанской идеи, то генерал Желиговский со своими двумя дивизиями настолько явно ее опроверг 6 июля, что иногда я начинаю сомневаться, а существовал ли вообще когда-нибудь у п. Тухачевского этот замысел.