1921 год

Под веселый шум примуса Ерш философствует насчет Кронштадта. Он ужасно «rigolo»…[23]  что не мешает ему быть совершенно разочарованным в эмиграции. Он много говорит с веселым смехом о глупости и подлости человеческой, и это перепутывается с примусом до такой степени, что уже становится неразличимым… И не разберешь, примус ли весело хохочет над окончательными, бездонными приговорами, или это смеется молодость Ерша над старостью его воззрений…

Двери распахиваются, и входит Валерий…

— Его Высокопревосходительство — господин поручик… лежит?.. по примеру прежних лет?.. А может быть, с голоду?.. Ваша милость? Так вы не гордитесь… Пол-лиры можете получить…

— Спасибо, Валерий… Получил уже… Слышите — примус!..

— А сие преступное скопище?..

— Они тоже будут пить и есть…

— Значит, все по закону… Что вы изволите высказать во внимание к «кронштадтскому действу?..»

— То, что «выборгский паша», очевидно, знал про Кронштадтскую авантюру… Поэтому поспешил облаять на весь свет Врангеля, чтоб выслужиться перед эсерами… но ведь вы знаете, что Милюков из тех противоестественных крыс, которые губят корабль не тогда, когда они с него сбегают, а, наоборот, своим присутствием… Поэтому надо думать, что Врангель будет жить… а Кронштадт лопнет… как Выборг…

— Ну, а если не лопнет?.. Мы как? Должны помогать?

— Помогать должны во всяком случае… Лозунги восстания дурацкие, но разве это важно… Если мы были заодно с поляками, с Махно и Петлюрой, то почему не идти с матросами?.. Тем более, что наша помощь может быть только с юга… Но разве нам позволят помочь?.. У нас ни денег, ни оружия… Вместо того, чтобы сохранить единственную армию, способную драться с большевиками, «буржуазная Европа» добивает ее…

— Вы изволите сердиться, ваше превосходительство?..

— Да как же не сердиться? Скажите, пожалуйста: Европа не может, «ей слишком дорого» кормить армию Врангеля!.. Это — Европа, которая наложила колоссальную контрибуцию, которую она получила только благодаря России… Ибо, если бы Россия, ценою восьми миллионов русских, не вывела из строя четыре миллиона немцев и австрийцев, то Германия не была бы разбита…

— Это откуда счет, ваше превосходительство — господин поручик?

— Это счет верный… Это подсчет по нашим и немецким данным, сделанный нашим штабом в конце 1916 года. И потому мы не просим, а мы требуем…

— На «точном основании закона»…

— На точном основании справедливости… Вот мое мнение… Германия войной разорила много стран, но Россию более всех. Во всяком случае, убытки, которые взыскивают с Германии, надо делить между пострадавшими…

— Чтобы, значит, было честно… Но ведь Европа говорит — что «мы изменили»…

— Изменили? Кто изменил? Мы? Вздор!.. Мы, все те, кто собрались вокруг Алексеева, Деникина, мы не изменяли… Ложь!.. Мы не только не изменяли, мы продолжали ужасную борьбу — один против ста!.. Немецкие агенты, Ленин и Троцкий, бросили против нас всех тех, что побежали с фронта!.. Так скажите им, Валерий, что мы боролись с этой новой немецкой армией, — армией, составленной из русских!.. Боролись бесконечно, да!.. И вот, наконец, все те, кто уцелели, — собрались вокруг Врангеля… И эти боролись еще шесть месяцев!.. И теперь мы требуем, а не просим…

— Что же именно, ваша милость?..

— А вот что. Счет простой… Вы говорите — часть русских изменила… Ладно, сколько вы хотите снять за их измену?

— Не знаю, ваше превосходительство… Ей-Богу, это — не я, это — они, те, которые… ну словом, — Европа!

— Сколько бы ни снимали за «их измену», наш счет будет достаточно велик. И когда я буду писать передовую статью, Валерий, «когда-то» я напишу так: «От имени не изменивших и не изменявших… от имени старой России, которая погибла жертвой своей верности… от имени миллионов русских, павших в Великой войне… от имени бесчисленных их вдов и сирот… от имени легионов инвалидов… и наконец, от имени старой русской армии, преемниками и наследниками которой мы состоим, мы требуем своей доли священного вознаграждения, купленного реками крови»… Да, на эту, на свою долю, если вообще кто-нибудь имеет право!.. И вот из этих денег надо содержать армию генерала Врангеля…

— Это, значит, выходит «за счет русского короля»… ваше превосходительство?

— Да… Над этим можно смеяться, и смеются… Но «rirа bien qui rira le dernier»[24]  . Если Германия, опершись на Россию, начнет вторую мировую войну, тогда только поймут, какую ошибку сделали, пренебрегая и оскорбляя тех, кого на Босфоре, здесь, должны были встретить салютом из всех пушек… как людей… до конца исполнивших свой долг.

Женька, остановив примус, вырастает между ними:

— Вы ожидали, пока Европа выплатит нам соответственное число миллиардов, разрешите предложить вам чашечку какао, пожертвованного русскому народу… Америкой.

— Правильно!.. Вот это истинные международные отношения… Ратифицирую! — сказал Валерий.

* * *

Стук в дверь…

— А, Николай Николаевич…

Н. Н. входит, прихрамывая.

— В. В. — в постели?! Ну и лестница!.. Как вы сюда забрались?.. Здравствуйте, здравствуйте, господа!.. У вас целое общество?..

Вырастает хранящая традиции гостеприимства фигура Женьки…