1923

Кончив отчёт, Степан Терентьевич подвинул документы Ксенофонтову.

Тот обалдело смотрел на Степана. Потом посмотрел на Алексея, но так как тот молчал, было ясно, что это не бред и не провокация. Он молча погладил папки и обратился к Николаю

— А что у Вас?

— У меня следующее. По показаниям работников НАРКОМФИНА существует согласованная схема получения кредитных денег. Механизм здесь прост - в Германии инфляция как у нас в 19-20 годах. Поэтому выделенные деньги мгновенно переводятся в Швейцарию, обмениваясь там на твёрдую валюту. В Швейцарии создаётся несколько фирм, по отраслям использования кредита, которые получают права на использование этих денег. Так, кто-то закупает машины, а кто-то оборудование. В фирмах согласованный персонал несёт ответственность как перед немецкой стороной, так и перед нами. По моему мнению, ввод в механизм получения кредита ещё нескольких фирм мог быть и не замечен советской стороной, если уполномоченные представители России обратились бы с просьбой к немцам соблюдать особую секретность, в связи с какими-нибудь политическими обстоятельствами.

— Значит, получается что у Эйсмонта есть люди в Германии?

— Выходит да. Единственное, что смущает, это то, что такая схема неизбежно вскроется после начала процесса кредитования. Некоторое время можно будет ссылаться на особенности банковского процесса, но потом всё равно возникнет ясность. Тогда или человеку надо будет уходить за рубеж, или он ждёт каких-то кардинальных перемен в советско-германских отношениях.

Николай знал ещё со школы, что в 1923 году в Германии была попытка революции. Потом он читал Бажанова, который доказывал, что она была полностью инспирирована советской военной разведкой под руководством Уншлихта. Он был послан в Германию и там на месте организовывал механизмы захвата власти. По всему выходило, что участники всей этой лабуды с кредитом хотели под маркой революции украсть немного денег. А потом, к примеру, разъярённая толпа, погромит банк и все бумаги исчезнут. Да и забот после революции будет у новой власти немерено. Так что расчёт и рыбку съесть и на велосипеде прокатиться мог вполне оправдаться. Он даже некоторое время обдумывал не операция ли это фонда, но потом пришёл к мысли, что вряд ли. Там -то знают, что революция не удалась и советско - германское сближение продолжалось до 1933 года.

— Как вы думаете, снова спросил Ксенофонтов, это операция одиночек, или целенаправленное противодействие из-за рубежа?

— Для полного ответа на этот вопрос мы должны изучить связи Эйсмонта. Пока лишь у нас есть показания Френкеля, что тот имел контакты с английской разведкой - ответил Аршинов.

— Эйсмонт до революции работал с Уркартом, - неожиданно вмешался Сушин. Надо брать санкцию на его разработку.

Ксенофонтов кивнул и сделал пометочку в своих бумагах. Потом веско сказал, хлопнув рукой по аршиновским папкам

— Для того, чтобы взять в разработку работника ранга Эйсмонта мы должны получить санкцию Политбюро или Секретариата ЦК. К сожалению, у нас пока что только показания Френкеля. Для принятия политического решения этого явно недостаточно. Я считаю, что проверка нашей версии будет обеспечена запросом немецкой стороны о составе фирм, куда будут перекинуты деньги. Если мы найдём расхождения, то я буду ставить вопрос на Политбюро. Алексей, формируй список на поездку в Берлин.

Когда все выходили, Николай подошёл к Ивану Ксенофонтовичу.

— Я нашел своего археолога. Он находится у Бокия, в спецотделе.

— Это плохо, помрачнел он. Я даже не знаю, чем смогу помочь.

— Почему?

— Глеб Иванович пользуется особым доверием руководства. Он выходит непосредственно к самому. И если он не захочет отдать человека, он не отдаст.

— Понятно. А что можно сделать?

— Попробуем обратиться к Менжинскому, может быть к Феликсу.

Такое оборот событий Николая не устраивал. Привлечь ненужное внимание к этому делу - это значило серьёзно подставить себя под угрозу. Неизвестно, конечно, что говорит в ЧК Васька, но если кому - то в голову придёт мысль поверить в его бредни, то копать будут самым серьёзным образом. И начнут с него, с Николая. Поэтому, чем меньше народа об этом знает, тем лучше.

— Давайте так. Подождём денек. Если я ничего не придумаю, надо будет идти к руководству. И вот что я думаю. Я сегодня переговорю с серьёзным человеком из Германии. Фирма Юнкерс имеет тут аэродром и регулярное сообщение с Берлином. Я думаю мы можем за пару дней обернуться. Он мне даст записочку и мы всё быстро узнаем. Для поездки мне нужен загранпаспорт на себя и двух женщин 23 и 15 лет.

— Фамилии?

— Синицины Надежда и Елена Михайловны.

— Хорошо. К вечеру будут. Договаривайтесь со своим немцем. Возьмёте Сушина. Правда он по-немецки не говорит.

— Я тоже не говорю. Синицына старшая нам и переведёт. Я так понимаю, нам не нужно будет отмечаться у Крестинского?