Вторым мотивом, побудившим Сталина выступить на стороне испанских республиканцев, было стремление заручиться поддержкой зарубежных антифашистов в преддверии великой чистки. Как подчёркивал Кривицкий, западный мир не сознавал, «насколько ненадёжным в тот момент было положение Сталина у власти и насколько важным для его выживания как диктатора было оправдание его кровавых акций зарубежными коммунистами и известными приверженцами идеалистических взглядов (под последними Кривицкий имел в виду западных гуманистов такой величины, как Р. Роллан, Б. Шоу, Г. Уэллс и др.— В. Р.). Их поддержка была ему жизненно важна. Он рисковал её лишиться, если бы не сумел оказать никакой помощи Испанской республике, не принял бы никаких мер против устрашающего эффекта великой чистки и процессов над „предателями“» [813].
Наконец, решение Сталина перейти к «осторожной интервенции» в Испании в немалой степени диктовалось тем, что среди республиканцев на первых порах коммунисты составляли явное меньшинство. В июне 1936 года коммунистическая партия Испании насчитывала всего 84 тыс. членов. В рядах левых сил Испании преобладали социалисты, синдикалисты, анархисты, действовали и троцкисты со своим партийным штабом. На территории, находившейся в руках республиканцев, существовали три правительства — просоветское центральное правительство в Мадриде, независимое правительство в Басконии и Каталонское правительство в Барселоне, где особенно сильны были антисталинские силы, прежде всего ПОУМ (марксистская партия рабочего единства). Каталонский фронт был одним из наиболее важных участков обороны республики, где действовали дивизии, состоявшие из анархистов и поумовцев.
Настаивая на консолидации всех антисталинских революционных сил в Испании, В. Серж 10 августа 1936 года в письме Троцкому предлагал обратиться к анархистам и синдикалистам со следующим призывом: «Мы, революционные марксисты, считая необходимым твёрдой рукой укреплять тыл революции, одновременно заявляем, что пролетарская диктатура должна быть и будет настоящей свободой для трудящихся. Мы с вами будем бороться за укрепление свободы мнений внутри революционного движения и даем торжественное обещание делать всё, чтобы не дать бюрократии какой бы то ни было масти превратить революцию в тюрьму для рабочих по-сталински» [814].
Аналогичными настроениями были проникнуты многие из добровольцев, непрерывно прибывавших для помощи республиканцам не только со всей Европы, но и из Соединенных Штатов, Канады, Латинской Америки, Австралии, Южной Африки, Филиппин, даже из фашистских стран — Германии и Италии. Среди них было немало троцкистов и других социалистически мыслящих людей, оппозиционно настроенных по отношению к Сталину и сталинизму. Таким образом, существовала возможность возникновения в Испании мощных антифашистских и в то же время антисталинистских сил, способных принять активное участие в защите испанской революции.
Описывая атмосферу, царившую в штабах интернациональных бригад в первые месяцы гражданской войны, Хемингуэй писал: «В тех обоих штабах ты чувствовал себя участником крестового похода. Это единственное подходящее слово, хотя оно до того истаскано и затрепано, что истинный смысл его уже давно стерся. Несмотря на бюрократизм, на неумелость, на внутрипартийные склоки, ты испытывал то чувство, которое ждал и не испытал в день первого причастия. Это было чувство долга, принятого на себя перед всеми угнетёнными мира, чувство, о котором так же неловко и трудно говорить, как о религиозном экстазе, и вместе с тем такое же подлинное, как то, которое испытываешь, когда слушаешь Баха или когда стоишь посреди Шартрского или Лионского собора и смотришь, как падает свет сквозь огромные витражи, или когда глядишь на полотна Мантеньи, и Греко, и Брегейля в Прадо. Оно определяло твоё место в чём-то, во что ты верил безоговорочно и безоглядно и чему ты обязан был ощущением братской близости со всеми теми, кто участвовал в нём так же, как и ты» [815].
Это чувство революционной солидарности, охватившее тысячи людей, было способно создать в Испании могучую армию будущей международной социалистической революции, независимую от Сталина. Именно поэтому Сталин решил начать перенос методов НКВД на зарубежную арену именно с Испании. Прибывший в Европу с инспекционной поездкой Слуцкий передал Кривицкому сталинскую установку: «Мы не позволим превратить Испанию в площадку для сбора всяких антисоветских элементов, слетающихся туда со всего света. По сути дела, теперь ведь это наша Испания, часть советского фронта… А анархисты и троцкисты, даже если они борцы-антифашисты, они всё же наши враги. Они контрреволюционеры, и мы должны их выкорчёвывать» [816].