1937. АнтиТеррор Сталина

Интеллектуальные штабы противника Сталин предпочитал уничтожать по очереди. 23–30 января 1937 г. прошел процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» (Ю. Пятаков, Г. Сокольников, К. Радек, Л. Серебряков, Н. Муралов, Я. Дробнис и др.). По справедливому замечанию О.В. Хлевнюка, «фактически это был суд над НКТП» (Наркоматом тяжелой промышленности), то есть ведомством члена Политбюро С. Орджоникидзе.[239] Но не только.

Выступая с обвинительной речью на процессе Зиновьева и Каменева, Вышинский заявил: «Без масс, против масс, но за власть, власть во что бы то ни стало, жажда личной власти — вот вся идеология этой компании, сидящей на скамье подсудимых».[240] Это не так уж и неверно — различие в стратегии левой оппозиции и публично провозглашаемой линии Сталина было невелико. А вот различие с правыми коммунистами было серьезнее, идея возвращения к НЭПу была популярнее в массах. И когда острие террора стало разворачиваться против Бухарина и Рыкова, следовало дискредитировать их идеологию.

Исследователь чистки в НКВД Л. Наумов уже о процессе Пятакова — Радека пишет: «Так или иначе, удар теперь наносился по правым».[241] Однако пока обвиняемые принадлежат к левым. Так что процесс носит переходный характер. Он призван скомпрометировать обвиняемых не просто как революционеров-ниспровергателей, а как сторонников фашизма. Но в этот период правых коммунистов еще не считают фашистами. Более того, с 1934 г. в фашизме перестали обвинять и более правых социал-демократов. Мы увидим, что и перед арестом Бухарину и Рыкову будут предъявляться более реалистичные обвинения. Даже в 1938 г. третий московский процесс будет объединенным, направленным не только против правых, но и против левых коммунистов. Таким образом, все более фантастическая «тенденция следствия» вызвана не переносом огня слева направо, а стремлением бесповоротно скомпрометировать любую оппозицию независимо от идеологической окраски.

Пятаков на процессе так излагал планы левой оппозиции: «Что касается войны, то и об этом Троцкий сообщил весьма отчетливо… В этой войне неминуемо поражение «сталинского государства»… Поражение в войне означает крушение сталинского режима, и именно поэтому Троцкий настаивает на создании ячеек, на расширении связей среди командного состава».[242] В своих показаниях Пятаков так реконструирует взгляды Троцкого (как бы цитируя его письмо): «отступать к капитализму настолько далеко, в каком размере, сейчас трудно сказать, конкретизировать это можно после прихода к власти». Следствие делает из этой цитаты более решительный вывод, чем содержится в ней: «программа параллельного троцкистского центра была программой восстановления капитализма в СССР…»[243] Это разночтение свидетельствует в пользу цитаты. Г. Сокольников признает, что оппозиция считала необходимым отказаться от политики индустриализации и коллективизации, что могло развиться «в капиталистическую реставрацию в СССР». «Могло развиться» — не значит «хотели, чтобы развилось». Однако мотивировка этих планов оппозиции тоже не соответствует тенденции следствия — оппозиция, которую обвиняют в стремлении подорвать светское хозяйство, стремится к «подъему в деревне».[244]

Если очищать показания на процессе от самобичеваний и тем более публицистических прокурорских интерпретаций — это была всего лишь калька с истории 1917–1922 гг., включая путь большевиков к власти, Брестский мир, создание Дальневосточной республики, НЭП.

Впрочем, «директивы Троцкого» в показаниях обвиняемых не являются его подлинными словами. Там употребляется совсем нехарактерная для Троцкого лексика, например — слово «троцкисты».[245] Однако зачем Радеку директивы Троцкого — он сам может такие писать, как, впрочем, и другие лидеры левой оппозиции. Что невероятного, например, в таких выводах оппозиционеров, которые Радек приписывает Троцкому и которые могут быть просто их общими взглядами: «Надо признать, что вопрос о власти реальнее всего станет перед блоком только в результате поражения СССР в войне».[246]

Еще в 1927 г. Троцкий упоминал, что в случае войны к власти в СССР может прийти более решительное руководство, чем Сталин, подобно Клемансо во Франции во время Первой мировой войны. Таких примеров много в истории — поражение союзников в 1940 г. приведет к власти Черчилля, но это не значит, что он готовил победы Гитлера.