Дело Нахаева — уменьшенный вариант событий эпохи дворцовых переворотов, нечто среднее между заговором Мировича и бунтом Семеновского полка. Однако это была и модель более грозных событий. А вдруг к бойцам обратится не полувоенный отставник, а прославленный боевой генерал, в руках которого не то что оружейная комната караулки, а военные склады и танки?
В 1930 г., во время разгрома беспартийного офицерства, коммунистам сходили с рук опасные разговоры. После того как на процесс были выведены вожди левой оппозиции, коммунистическая идея перестала защищать от ареста даже высокопоставленных военных, когда-то (а может быть, и теперь) принадлежавших к оппозиции. В 1935 г. комкор Г. Гай, «будучи выпивши», в частном разговоре сказал, что «надо убрать Сталина, все равно его уберут». Были и другие сведения о нелояльных разговорах Гая. Он был осужден на 5 лет, но 22 октября по дороге в Ярославскую тюрьму бежал из поезда. Беглеца ловили два дня, причем наделали столько шуму, что привели Сталина в бешенство: «НКВД мобилизовал все 900 командиров пограничной школы, всех сотрудников НКВД, членов партии, комсомольцев, колхозников и создал кольцо, должно быть, из нескольких тысяч человек радиусом в 100 километров. Спрашивается, кому нужна Чека и для чего она вообще существует, если она вынуждена каждый раз и при всяком пустяковом случае прибегать к помощи комсомола, колхозников и вообще всего населения? Понимает ли НКВД, какой неблагоприятный для правительства шум создают подобные мобилизации?»1 Если НКВД оказалась в таком положении перед лицом одного решительного военного — безоружного и осужденного, то сможет ли эта ржавая машина защитить правительство пред лицом военных, еще занимающих свои посты, если они проявят решительность?
В связи с процессом Зиновьева, Каменева и др. прошла волна арестов военных, подозреваемых в связях с оппозицией. 7 июля в Киеве был арестован бывший троцкист комдив Д. Шмидт, командир 8-й мото-мехбригады. 14 августа 1936 г. был арестован бывший троцкист, а ныне заместитель командующего войсками ленинградского военного округа В. Примаков, а 20 августа — другой бывший троцкист, военный атташе в Великобритании В. Путна.
До мая 1937 г. Примаков ничего не признавал, несмотря на то, что ему подолгу не давали спать и иногда били. Под давлением свидетелей Примаков признал факт своих бесед с кругом бывших троцкистов: «Я не до конца порвал личные связи с троцкистами — бывшими моими товарищами по Гражданской войне и при встречах с ними (с Кузьмичевым, Дрейцером, Шмидтом, Зюком) вплоть до 1932 года враждебно высказывался о тт. Буденном и Ворошилове». Нехорошо, конечно, но не криминал. В крайнем случае из армии уволят.
Говорил ли Примаков правду хотя бы на этом этапе следствия? «Весь тридцать шестой год я прожила в Ленинграде… — вспоминала Л. Брик. — И в это время я, чем дальше, тем больше, замечала, что по вечерам к Примакову приходили военные, запирались в его кабинете и сидели там допоздна. Может быть, они действительно собирались свалить тирана».[275] Здесь необходимо напомнить, что закрытые встречи партийцев во внеслужебной обстановке строжайше не рекомендовались и воспринимались как фракционность. И тем не менее военные шли на риск. Причем не до 1932 г., а вплоть до ареста.
Почему Примакову важно, что встречи продолжались до 1932 г.? Не потому ли, что позднее изменился характер бесед. Не только о Ворошилове и Буденном «враждебно высказывались»?
При реабилитации военных в 50-е гг. их сенсационные признания объяснялись «зверскими избиениями».[276] Избиения и пытки со второй половины 1937 г. стали обычным делом в НКВД. Но конкретные обстоятельства признаний не дают оснований для однозначного вывода о всемогуществе избиений. Следователь Авсеевич, допрашивавший Примакова, признает: «Я стал добиваться от него показаний о заговоре. Он не давал. Тогда его лично допросил Ежов, и Примаков дал развернутые показания о себе и о других организаторах заговора».[277] Очевидно, что признание Примакова объясняется не «физическими методами воздействия», — избиения Ежов поручал своим пособникам. Мы увидим, что дело не в Ежове, — Авсеевич льстил начальнику. Решающее воздействие на Примакова оказал лично Сталин.
Когда Сталин решил разгромить верхи собственной армии?
22 апреля 1937 г. под благовидным предлогом подготовки на него теракта в Англии первому заместителю Наркома обороны Тухачевскому не дали съездить в Лондон. Этот эпизод иногда называют «провокацией» против Тухачевского, тем более, что при реабилитации маршала в 50-е гг. материалов о подготовке покушения в КГБ не обнаружилось. Но отмена зарубежного визита еще не свидетельствует о близости расправы. Во всяком случае Тухачевский должен был вернуться гораздо раньше того срока, когда он в действительности был арестован. Скорее, отмена визита говорит о том, что в это время уже шла какая-то проверка. Тухачевский не должен стать невозвращенцем, если что. Эта история может быть просто недоразумением, а может свидетельствовать о первых, слабых пока, подозрениях.