1937. АнтиТеррор Сталина

Из показаний интеллектуалов следовало, что такая поддержка есть. В августе 1930 г. были произведены массовые аресты военных специалистов, бывших царских офицеров. Операция по ликвидации старого офицерства была названа «Весна», так как в кругах внепартийной, в том числе военной, интеллигенции ходили слухи о том, что весной 1930 или 1931 г. будет интервенция, и происходили обсуждения, что делать в этом случае. Репрессировали более 10 000 человек. Это был своего рода «удар по площадям». Подозревая, что в офицерской среде зреет заговор, ОГПУ и руководство страны снова не стали разбираться в деталях, а вырезали целый социальный слой. Были арестованы бывшие генералы М. Бонч-Бруевич (в 1931 г. отпущен с миром), А. Свечин, А. Снесарев, А. Секретарев и др.

«Дутый» характер некоторых дел был очевиден даже следователям. Но в ряде случаев удалось найти вещественные доказательства и получить правдоподобные показания. Так, офицеры продолжали собираться на вечера, посвященные их боевому братству в дореволюционные годы, хранили дореволюционную и белогвардейскую форму и символику (включая даже полковые знамена). До 1926 г. вечера георгиевских кавалеров возглавлял сам генерал Брусилов. В этих показаниях нет «тенденции следствия» — как потенциальный военный диктатор покойный генерал не был выгоден следствию.

На встречах георгиевских кавалеров Брусилов говорил о своей радости, «что, несмотря на то, что волею судеб сейчас служим в Красной Армии, мы все же не забываем старых традиций русского офицерства». Ему ответствовал Снесарев, который говорил, что собравшиеся и дальше не будут «терять друг друга из виду»[76].

Снесарев был близок к научной интеллигенции, что увязывало военное дело с академическим через «Русский национальный союз» профессора И. Озерова. Упоминалась ли возможность создания такого союза в беседах генерала и профессора? Сам Снесарев признал, что георгиевские кавалеры считали его одним из преемников Брусилова. Старика Снесарева выпустили уже в 1932 г., без массы старого офицерства он был не опасен. Свечин говорил: «Мы только беспечные ландскнехты»[77]. Сталин не доверял ландскнехтам, тем более, если они ведут ностальгические разговоры о старой России. Он опасался, что в момент интервенции тысячи офицеров, носители советских военных тайн, отправятся на занятую интервентами и белогвардейцами территорию (как в свое время на Дон), придадут массовость русским контрреволюционным формированиям и дезорганизуют тыл Красной армии. При первых сигналах о заговоре в «белогвардейской среде» было решено уничтожить саму почву этой «пятой колонны» (используя крылатое выражение, возникшее в Испании через шесть лет).

Красный милитаризм

При расследовании заговорщических настроений среди военспецов Сталина ждала неприятность. Оказалось, что недовольство наблюдается не только в среде старого офицерства. Бывший полковник Н. Какурин (с 1920 г. сражавшийся в Красной армии) показал: «В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая, временами у цыганки (имеется в виду любовница Какурина. — А.Ш.). Лидером всех этих собраний являлся Тухачевский». Во время XVI съезда решено было выжидать, «организуясь в кадрах», чтобы потом вмешаться в борьбу сталинцев и правых. Высказанная еще в 1923 г. идея В. Антонова-Овсеенко об армии, сдерживающей «зарвавшихся вождей», получила второе рождение. Целью считалась «военная диктатура, приходящая к власти через правый уклон»[78]. Тухачевский обсуждал и возможность покушения на Сталина фанатика из оппозиции. По мнению Какурина, участники бесед рассматривали Тухачевского как военного вождя на случай «борьбы с анархией и агрессией».

Показания Какурина были особенно ценны, так как, во-первых, он был почитателем и товарищем Тухачевского (как и признававшийся по этому же делу И. Троицкий), и, во-вторых, были получены не под давлением — первоначально он поделился своими откровениями с осведомительницей ОГПУ, своей родственницей.