1937. Большая чистка. НКВД против ЧК

— вербовка осведомителей и активных работников из числа амнистированных бандитов;

— внедрение секретных сотрудников в оперирующие банды для агентурно-осведомительных целей, а иногда и для активной работы среди них, убийство главарей банд, разложение остатков их и склонение к добровольному переходу на сторону Соввласти;

— введение институтов ответчиков

— разложение бандитизма и подрывшего авторитета в глазах населения путем усиленной агитационной работы…»[334].

Позднее на II съезде начальников особых отделов ОГПУ в Ростове-на-Дону эти новые принципы агентурно-оперативной работы были облечены руководством ПП в лозунг — «От секиры к ланцету»[335].

Результаты от применения новых методов борьбы не заставили себя долго ждать. В 1924–1925 гг. только на территории бывшей Горской Республики (Ингушетия, Чечня, Северная Осетия, Сунженский округ) было ликвидировано 16 крупных банд. В их числе — банда Яковлева в районе станицы Змейской в Северной Осетии, банда Даурбокова и Евлаева на участке Кескем в Ингушетии, ответвления банды Шипшева по району Агулуки в Ингушетии, ряд банд в Акинском и Терском районах Ингушетии, Заманпульская банда в Северной Осетии, Лескенская банда с дореволюционным стажем в Северной Осетии. В Дагестане за это же время удалось ликвидировать контрреволюционную группу ближайшего сподвижника имама Гоцинского Хасу Гаджи в Хасавюртовском районе, ячейки радистской организации в Южном Дагестане (27 человек), политическую банду полковника Новосельцева в Кизлярском округе, уголовно-политическую банду Апи-Булата, политбанду Али Шабанова с изъятием ее главного руководителя Шейха Гаджи Кучримского, контрреволюционные группы в районе Зубутль Хасавюртовского округа, в Аварском и Лакском округах, монархическую группу (20 человек) в Кизлярском округе и т. д[336].

Несмотря на определенные успехи ликвидация т. н. национальной контрреволюции, она продолжала оставаться для Евдокимова слабым местом. Одним из ярких представителей «национальной контрреволюции» в регионе являлся имам Нажмутдин Гоцинский. Этот религиозный деятель пользовался большим влиянием как в Дагестане (особо в Андийском и Аварском округах), так и в Горной Чечне и Ингушетии. О нем шла слава не только как о признанном религиозном авторитете, способном ораторе и богослове, но и как о неплохом поэте, сочиняющем на арабском языке. Имам был умным, но нерешительным и тяжелым на подъем, а в особо сложных случаях даже трусливым человеком. Его отличала непомерная гордыня, строптивость и своенравность. Эти черты характера Гоцинского нередко использовали в борьбе с ним его противники[337].

Его основной базой стали аулы Андийского и Аварского округов. Через эти селения шло снабжение оружием и боеприпасами всадников Гоцинского, укрывавшихся в Чечне и Ингушетии, сюда поступала информация о возможных силовых мероприятиях Советской власти против повстанцев. Гоцинского поддерживали даже отдельные представители советской власти.

В 1920–1922 гг. Гоцинский сумел установить тесные контакты с представителями турецкого правительства. В этом ему помогли аварцы, еще с дореволюционных времен живущие в Стамбуле. Через торговую фирму «Анатолий Шеркет», учрежденную бывшим офицером «Дикой дивизии» Ахмедом Ханом Аварским в турецкой столице, шла материальная помощь повстанцам, засевшим в горных районах Дагестана и Чечни. Из Турции на Северный Кавказ направлялось золото, на которое в дальнейшем покупалось оружие и боеприпасы, шел подкуп представителей местных властей. По оперативным данным ПП ОГПУ по СКК выходило, что люди Гоцинского активно вели сбор политической и экономической информации о положении на Северном Кавказе. В дальнейшем собранные материалы через фирму «Анатолий Шеркет» продавались различным заинтересованным иностранным организациям, в том числе и «конторам», напрямую связанным с английской, французской и турецкой разведками[338].

В Чечне большевики попытались противопоставить такому влиятельному религиозному авторитету, как Гоцинский, «красного» шейха Али Митаева. Тот, являясь главой вирда (ветвь суфийского братства) Кунта-Хаджи, сумел сплотить вокруг себя часть националистически настроенных чеченцев и представителей духовенства, лелеял мечты о создании шариатского государства в Чечне[339]. Митаев располагал и внушительной вооруженной силой — «шариатскими полками» (всего до 6 тысяч «бойцов»).

Шейх был противоречивой фигурой. С одной стороны, он всячески выказывал стремление «работать в связке» с советской властью, а с другой стороны (по агентурным данным чекистов), вел активную негласную деятельность «по сколачиванию всех религиозных сект Чечни в нечто единое».

Вот как характеризовал Митаева секретарь оргбюро РКП(б) Чеченской области Азнарашвили: «Это яркая панисламистская фигура 96-й пробы… к этому прибавляются его враждебная энергия и тип деятеля, сделавшего его таким, имя отца. Это тип непоседы, который должен вечно что-то делать, чем-то распоряжаться, на кого-то влиять, где бы и в каком лагере ни был, какое бы положение ни занимал»[340].