1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

Являясь руководителем отдела, ведающего разведкой против СССР и Красной Армии, Шпальке, как это видно из его следственного дела, был близко связан с Кестрингом. И тем не менее Шпальке на следствии упорно доказывал, что от Кестринга никаких агентурных материалов не поступало и вся его информация основывалась на официальных сведениях и сообщениях немецких офицеров, приезжавших в СССР для участия в маневрах и учениях.

Шпальке также показал, что когда германскому генеральному штабу стало известно о том, что Кестринг фигурирует в материалах процесса Тухачевского как «фашистский генерал в Москве», имеющий преступную связь с «заговорщиками», тому порекомендовали написать опровержение в наркомат иностранных дел СССР. Что Кестринг и сделал незамедлительно. В этом документе он всячески пытался доказать свою непричастность к делу о военном заговоре. По свидетельству генерала Шпальке, Кестринг возмущался выдвинутыми против него обвинениями и утверждал, что никаких связей агентурного плана среди командного состава Красной Армии у него нет и никогда не было. Конечно, полных показаний подсудимых германское посольство не имело, ибо процесс над группой Тухачевского был закрытым и их сведения о нем носили преимущественно общий характер. Иначе Кестрингу пришлось возмущаться бы еще больше. Ну хотя бы такими показаниями Бориса Фельдмана, данными им на допросе 9 июня 1937 года (за два дня до суда):

«…Мне стало в 1935 г. известно, что Тухачевский передает генералу Кестрингу сведения о состоянии вооружения РККА и другие данные. Подтверждаю, что я сам лично сообщил Кестрингу сведения о состоянии подготовки начсостава запаса и системе приписки…»[316]

Итак, Тухачевского обвинили в том, что он в свое время установил тесную связь с начальником Генерального штаба рейхсвера генералом Адамом. Но тогда ведь точно такого же обвинения заслуживает и «шеф» Тухачевского – нарком Ворошилов, ибо они оба в конце 1931 года встречались и беседовали с Адамом, обсуждая многие вопросы сотрудничества между двумя армиями. Более того, генерал Адам прибыл в СССР не по собственной инициативе, а по официальному приглашению руководителя советского военного ведомства. Поэтому тут и речи быть не может о какой-то тайной связи между Адамом и Тухачевским.

Безусловно, Тухачевский очень интересовал немецкую сторону в силу своей должности начальника вооружений РККА и заместителя наркомвоенмора. О том свидетельствуют приводимые ниже фрагменты из недавно рассекреченных документов. Они же, эти документы, убедительно показывают, что о контактах (служебных, официальных и неофициальных) Тухачевского с представителями рейхсвера были хорошо осведомлены Сталин, Ворошилов и сотрудники Особого отдела ОГПУ-НКВД. Так почему же Сталин, выступая 2 июня 1937 года на заседании Военного совета при наркоме обороны, бросил тяжкое обвинение в шпионаже в пользу Германии арестованным военачальникам? И сделал он это, используя подтасовку фактов и смещение акцентов. У непосвященного читателя вполне может сложиться впечатление, что Сталин ничего не знал о существовавших контактах между РККА и рейхсвером в 20 х и начале 30 х годов. Приводимые документы начисто опровергают такой вывод. Они показывают, что Сталин, выступая 2 июня перед участниками Военного совета, нагло врал, сознательно обманывая людей, ибо в действительности он все знал об этих контактах. Более того, без его ведома и согласия Ворошилов не принимал никаких важных решений в своем наркомате, тем более в области внешних сношений.

Из личного письма посла Германии в СССР Г. фон Дирксена своему другу фон Бюлову в Берлин (17 октября 1931 г.): «…Неделю тому назад сюда прибыл генерал Адам с двумя лицами из Министерства рейхсвера и, таким образом, после ряда предварительных осложнений, это посещение в настоящее время состоялось. К счастью, это посещение до сих пор оправдывает те надежды, которые на него возлагались. Между Адамом и Народным комиссаром по военным делам Ворошиловым состоялась беседа, продолжавшаяся свыше трех часов…

…Ворошилов самым категорическим образом подчеркивает неизменное чувство дружбы, питаемое здесь к Германии. По его словам, как переговоры с Францией, так и переговоры с Польшей, представляют из себя явления чисто политического и тактического характера, которые диктуются разумом. В особенности же ясно отдают себе здесь отчет об отсутствии внутренней ценности договора о ненападении с Польшей…

Я беседовал особенно много с Тухачевским, который имеет решающее значение (видимо, в силу поста начальника вооружений РККА. – Н.Ч.) в деле сотрудничества с «Рейнметаллом»… Он далеко не является тем прямолинейным и симпатичным человеком, столь открыто выступавшим в пользу германской ориентации, каковым являлся Уборевич. Он – скорее замкнут, умен, сдержан. Надеюсь, что и он будет сотрудничать лояльно, когда он убедится в необходимости и выгодности этого сотрудничества…»[317]