1937. Контрреволюция Сталина

Абсолютное большинство людей не хотело иметь ничего общего с революционным маразмом и охотно поддерживало любые созидательные идеи. Будь то строительство новых городов и освоение страны, будь то преемственность культуры, будь то положительные примеры, а не страшные рожи Иуды и Разина.

Люди готовы защищаться от нападающих на них чудовищ, но совсем не хотят сами становится чудовищами.

Реабилитация русских

В первые двадцать лет советской власти так же, как с «религиозным дурманом», боролись и с «русопятством» и «русским шовинизмом», с «черносотенными настроениями». А под этими плохими настроениями имелось в виду вообще хорошее отношение к любым событиям русской истории. В том числе к войне 1812 года или к организации университетов Александром I. Ведь по мнению коммунистов, ничего вообще хорошего за сотни лет русской истории не было и быть не могло.

Полагалось считать, что в огне Гражданской войны Россия погибла, убита коммунистами, и следует радоваться по этому поводу. Маяковский, например, ликовал, что красноармеец застрелил Россию, жирную торговку, — образ такой у него для России.

Для коммунистов и 1812 год был исключительно «спасением помещичьей «Расеи» руками обманутых крестьян».[110]

И завоевание мусульманских областей описывалось так: «Погубил на стенах крепости несколько сот русских мужиков, одетых в солдатские шинели».[111]

Луначарский не где-нибудь, а в одном из своих циркуляров писал с предельной обнаженностью: «Нужно бороться с этой привычкой предпочитать русское слово, русское лицо, русскую мысль…» Как говорится, коротко и ясно.

Запрещены, изымались из библиотек и «Былины», и русские летописи. Люди Луначарского шерстили библиотеки, извлекая из них… русские народные сказки. То есть, с точки зрения классовой борьбы ничего вредного невозможно найти в «Коте-котке, сером лобке» или в «Крошечке-Хаврошечке». Но тут действовала иная логика — логика истребления исторической памяти, максимальной денационализации русских. Чтобы не было самого русского слова, русского лица — тогда и предпочитать будет нечего.

Даже само слово «Русь» считалось эдаким… контрреволюционным. И вообще слишком много внимания к русской истории, русскому языку, русской культуре, вообще ко всему русскому стало чем-то очень, очень подозрительным.

Что же признавалось в русской истории? Только одно «освободительное движение». Степан Разин, Кондрат Булавин, Емельян Пугачев и другие разбойники должны были стать героями для россиян. А Суворов, Кутузов, Нахимов, соответственно, должны были предстать «реакционными защитниками старого режима».

В народной культуре изыскивалось, а то и придумывалось все, что могло доказать главную идефикс большевиков: что народ всю русскую историю только и делал, что ненавидел «угнетателей» и восставал против «проклятого царизма».

Инженеру Покатило
Морду паром обварило.
Жалко, жалко нам, ребята,
Что всего не окатило.

До сих пор не очень понятно, действительно ли распевали в рабочих слободках частушку, или ее придумали «перековавшиеся» профессора филологического факультета Петроградского университета. Должны же они были откопать перлы революционного пролетарского фольклора, чтобы не попасть в концентрационные лагеря?!

Писались и соответствующие книги, изображавшие строительство империи преступлением и мерзостью, а «русских колонизаторов» — сборищем зверья и негодяев.

В книге А.П. Окладникова, посвященной присоединению Бурятии к России,[112] живописуются чудовищные зверства «карателей и колонизаторов». То же самое — в книгах о присоединении Грузии, Средней Азии или Северного Кавказа. Шамиль и казахский феодал Кенесары, обижавшийся на русских за запрет работорговли и «права первой ночи», считались «положительными». А офицеры Ермолова и Скобелева — сугубо «отрицательными».

Вообще-то власти были довольно последовательны в своем интернационализме, в идее равенства народов. Во время официальных советских праздников, шествий и митингов обязательно выступали представители разных народов, и скажем, в 1933 году в Ачинске бороться с религиозным туманом призывали одновременно украинец, требуя искоренить православные храмы, поляк, требуя искоренить католицизм; бурят требовал закрыть буддистские дацаны, еврей — синагоги, а татарин — мечети.[113]

Интернационализм? Несомненно! Но что характерно, даже в этой ритуальной пляске русские не участвовали. Ведь русский народ был народом, в чем-то виноватым перед всеми остальными, и он должен был нести свою вину и чувствовать…