1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

«Реабилитационная» комиссия Политбюро ЦК КПСС обладала широчайшими полномочиями, в том числе доступом к любым документам советских министерств, ведомств, партийных и государственных органов в центре и на местах, а также возможностью получать свидетельские показания лиц, привлекаемых для решения тех или иных вопросов. [73]На заседании 5 января 1988 года Теребилов заверил, что все многотомное дело Бухарина будет досконально изучено:

«По Москве мы подняли все архивы, достали все обвинительные акты. По тому же Бухарину, все есть. Нам надо сделать все, чтобы нам не сказали, что было еще что-то». [74]

Само же уголовное дело Бухарина и его группы, как на том же заседании засвидетельствовал Чебриков, состоит из очень большого числа документов. Кроме стенограммы процесса, ходатайств осужденных и соответствующих решений в архивно-следственном деле хранятся протоколы допросов и очных ставок между различными подследственными, многие другие следственные материалы. Надо ли говорить, что ничтожно малая их часть сегодня предана огласке.

«Сегодня мы будем рассматривать дело Бухарина. Дело Бухарина и всей его группы состоит из 276 томов. Если публиковать шире, тогда нужно разрешить корреспонденту читать все 276 томов. Нужно ли это? Что это даст? Будет ли единый подход? 200, 300 томов будет — нужно ли их публиковать?

Я придерживаюсь такой точки зрения — после комиссии публиковать постановление суда». [75]

В свете процитированных фрагментов стенограммы важно подчеркнуть: комиссии Политбюро ЦК КПСС так и не удалось выявить никаких подлинных доказательств, не важно из каких источников, которые могли бы подтвердить заявления, что Бухарин и другие осужденные по делу правотроцкистского блока оказались невинными жертвами фиктивных обвинений. Одним из документов, подготовленным по указанию комиссии, и стало «реабилитационное» постановление Пленума Верховного суда СССР от 4 февраля 1988 года. [76]

Как явствует из стенограммы заседания «реабилитационной» комиссии Политбюро ЦК КПСС от 5 января 1988 года, отсутствие фактов, подтверждающих невиновность Бухарина, вызывало серьезную озабоченность у всех, кто принимал участие в ее работе. Но в первую очередь — у председателя комиссии Соломенцева:

«У меня такой вопрос. При рассмотрении дела в суде Бухарин признал себя виновным [по всем пунктам], за исключением участия в организации шпионажа и терактов против Менжинского, Дзержинского, Горького — Пешкова. Есть ли какие-то у нас документы, которые показывают, каким образом от них было получено показание о признании себя виновным. И почему на заседании суда не отказались от части обвинения, а остальное признали?» [77]

Соломенцев пытался, но никак не мог понять, как признание Бухариным одних преступлений и категорическое отрицание других можно увязать с представлениями о принудительном характере добытых у него показаний. Ведь если, положим, давление действительно оказывалось, почему тогда он признался не во всем, чего от него хотели?

В ответ зампред КГБ Пирожков решил пояснить:

«Мы располагаем такими материалами о том, что применялись недозволенные средства воздействия в ходе следствия, после которых, как правило, признательные показания появлялись. У нас есть том самого процесса». [78]

По всей видимости, Пирожков здесь имеет в виду заявление Фриновского, поскольку ни в опубликованных стенограммах заседаний комиссии Политбюро ЦК КПСС, ни в решении о «реабилитации» никаких других «материалов» больше нет. Но, как указывалось, Фриновский, сообщая о нарушениях законности, ни в коем случае не относил их к делу Бухарина. Признавая факты массовых фальсификаций следственных материалов и фабрикации ложных обвинений, он явным образом отделял от них подготовку процесса 1938 года. Впрочем, что бы там ни было, никакими принуждениями не объяснить, почему Бухарин сознавался в совершении одних преступных деяний, упорно опровергая свою причастность к другим.

Упомянутый ранее Чебриков далее заметил:

«Надо добавить, что есть показания некоторых товарищей, что им обещали за это жизнь. Есть фамилии людей, которые подтверждают это». [79]

Здесь еще одна косвенная ссылка на заявление Фриновского. Ведь если бы существовали какие-то другие «показания некоторых товарищей», их обязательно процитировали бы наряду с Фриновским. А у последнего, как мы видели, нет ни слова о том, что Ежов будто бы добивался ложных признаний от Ягоды, Бухарина, Буланова в обмен на обещания сохранить им жизнь; Ежов лишь просил не упоминать его имени на процессе, сохранить заговор в тайне, и, как откровенно признается Фриновский, спасти таким образом собственную шкуру.

Не удовлетворившись ответами, лишенными чего-то конкретного, Соломенцеву ничего не оставалось как вернуться к старому вопросу:

«Тогда почему Бухарин от каких-то обвинений отказался, от [других] не отказался? Как тут можно расценивать?» [80]