1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

Во-вторых, я пытался установить связь с заграничными организациями и группами эсеров через некоего Членова. Это один из работников нашей дипломатической службы, который был мне известен еще с очень давних лет, еще по гимназическим временам, когда он был в социал-демократической организации тогдашних времен. Я это говорю не для того, чтобы в экскурс исторический пускаться, а для того, чтобы объяснить и показать, для чего я к нему, невзирая на конспиративность тогдашней работы, возымел такое доверие. И он пытался установить связь с ЦК эсеров, причем, когда он возвратился, то он не успел со мною переговорить на этот счет подробно, но я из этого разговора выяснил, примерно следующее. Эсеры принципиальным согласием ответили на поддержание блока и контакта с правыми, троцкистами, зиновьевцами и прочими. Но они потребовали формальных гарантий, чуть ли не в письменной форме. Условия, которые они поставили, сводились к изменению крестьянской политики в духе кулацкой ориентации и затем к легализации партий эсеров и меньшевиков, из чего, само собой разумеется, вытекал и коалиционный состав того правительства, которое имеет возникнуть в случае успеха заговора». [337]

«Бухарин. Летом 1934 года Радек мне сказал, что от Троцкого получены директивы, что Троцкий с немцами ведет переговоры, что Троцкий уже обещал немцам целый ряд территориальных уступок, в том числе Украину. Если мне память не изменяет, там же фигурировали территориальные уступки и Японии. Вообще, Троцкий вел себя в этих переговорах уже не только как заговорщик, который в будущем имеет надежду на то, чтобы путем вооруженного переворота стать у власти, но уже сам чувствует себя хозяином Советской земли, которую он хочет превратить из советской в несоветскую». [338]

«Вышинский. Разрешите мне предъявить показания Бухарина, том 5, листы дела 95–96: «Томский сказал мне, что обсуждались два варианта: случай, когда новое правительство организуется во время мира», а значит, заговорщики организуют во время мира новое правительство, и «случай, когда оно организуется во время войны, причем для последнего случая немцы требуют больших экономических уступок», уступки, о которых я уже говорил, — «и настаивают на территориальных уступках». Скажите, правильно это или нет?

Бухарин. Да, это все правильно.

Вышинский (читает дальше). «Я спросил Томского, как же мыслится в этой связи механика переворота? Он сказал, что это дело военной организации, которая должна будет открыть фронт немцам».

Бухарин. Да, правильно (выделено нами. — Г.Ф., В.Б.)».

ОТРЕКСЯ ЛИ БУХАРИН ОТ СВОИХ ПРИЗНАНИЙ?

Взирая на процитированные выше стенографические фрагменты, остается лишь теряться в недоуменных догадках: как это можно не заметить никаких конкретных признаний Бухарина в совершенных преступлениях?

Складывается впечатление, что в какой-то момент Коэн просто поменял свое утверждение на противоположное, приписав Бухарину, что он будто бы «отказался» от своих показаний:

«Бухарин позднее полностью обесценил все свои признания одним-единственным замечанием: «Признания обвиняемых есть средневековый юридический принцип». [339]

Здесь Коэн вырвал бухаринские слова из контекста, исказив их смысл. Вот как выглядит неискаженный сокращениями текст:

«Дело, конечно, не в этих раскаяниях и в том числе не в моих личных раскаяниях. И без них суд может вынести свой приговор. Признания обвиняемых необязательны. Признания обвиняемых есть средневековый юридический принцип. Но здесь налицо и внутренний разгром сил контрреволюции. И нужно быть Троцким, чтобы не разоружиться (выделено нами. — Г.Ф., В.Б.)». [340]

Нетрудно заметить: никакого отрицания вины здесь нет. Бухарин ничего не говорит здесь и про «средневековую» сущность признаний обвиняемых как таковых. И правильно делает: было бы глупо с его стороны утверждать нечто подобное. Личные признания — важная часть судебного разбирательства, именно их судьи принимают во внимание, когда решают вопрос о вине или при назначении меры пресечения подсудимым. В США, как и в некоторых других странах, большинство уголовных дел разрешается на основе соглашения о признании вины, в соответствии с которым в обмен на признание обвиняемым вины наказание ему квалифицируется по более «мягким» статьям уголовного закона. Словом, в данном случае мы, судя по всему, имеем дело с рассуждениями Бухарина о том, что обвинения подследственного могут быть выдвинуты на основе улик и других показаний независимо от отсутствия или наличия его личных признаний.