1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

«Широкое руководство — члены ЦК, первые секретари обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий — это как раз те, кто не желал альтернативных выборов. Почему? Да потому, что за все, что они сделали за несколько лет коллективизации и индустриализации, означало одно: что при тайном голосовании никто за них не проголосует. Когда за них не проголосуют как за депутатов Верховного Совета, в ЦК им, несомненно, скажут: тебя население твоей области, твоего края не поддерживает. Как ты можешь возглавлять партийную организацию? И это было бы бескровное отстранение полуграмотной партноменклатуры от рычагов власти… Развязав репрессии, партократия и создала ту ситуацию, при которой альтернативные выборы были уже невозможны. Они бы неизбежно привели к гражданской войне. Поэтому тогда пришлось от них отказаться». [354]

Известно также, что Ежов и его подручные из НКВД с помощью пыток, запугивания и фальсификации уголовных дел на многих невинных граждан (в том числе на членов партии) добивались от них самооговоров и лживых признаний в участии в антисоветских организациях и заговорах. Впоследствии сам Ежов и его заместитель по Наркомату внутренних дел Фриновский признавались, что, прибегая к фальсификациям уголовных дел, они стремились скрыть подготовку своего собственного государственного переворота.

В соответствии с вырисовывающейся новой парадигмой Сталин и его ближайшие соратники следовали принципам советской демократии и пытались воплотить их через систему всеобщих и равных, прямых и тайных выборов с выдвижением (что особенно важно) 2–3 кандидатов на одно место. Однако многие партийные руководители не хотели таких выборов и в случае их проведения готовились не допустить выдвижения и голосования за альтернативных кандидатов. Попытки повернуть СССР в демократическое русло предпринимались неоднократно: в конце Великой Отечественной войны, затем в 1947 году и, наконец, на XIX съезде КПСС (октябрь 1952). После смерти Сталина приверженность тем же идеалам — отстранить партию от управления страной и передать власть выборным Советам — продемонстрировал (по крайней мере на словах) Лаврентий Берия. Но после отстранения и убийства Берии при пособничестве Хрущева и подстрекательстве других членов Президиума вопрос больше не поднимался.

Впрочем, перед нами не стоит задача изложить, какой могла быть новая концепция истории сталинского времени. Значительно большее внимание уделялось нежеланию ученых-антикоммунистов отказаться от устаревшей и изжившей себя «антисталинской парадигмы».

И речь здесь надо вести не о каком-то чисто академическом консерватизме. Идеология «холодной войны», равно как легитимность существования стран, возникших после распада СССР на постсоветском пространстве и в Восточной Европе, в значительной степени возлежат на «антисталинской парадигме», в том числе на экстремистской концепции «мирового зла», приравнивающей Советский Союз к нацистской Германии, Сталина к Гитлеру. Нет сомнений, что отказ от парадигмы ведет к подрыву этой легитимности.

ЕЩЕ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ СВИДЕТЕЛЬСТВАХ

Существующие парадигмы не исчезают сами по себе. Они рушатся под весом исторических свидетельств, когда их количество и значимость возрастают настолько, что исследователи начинают отказываться от старого ради иной или иных исторических концепций. Часто так поступают более молодые ученые или те, кто в отсутствие обязательств по отношению к старым парадигмам, способен бросить им прямой вызов. В конечном итоге сила доказательств неизбежно перевешивает. И рано или поздно одерживает верх.

Всех, кто не испытывает сомнений в невиновности Бухарина, резонно было бы спросить: (а) какие свидетельства могут разумно существовать и (б) обладать достаточной убедительной силой, чтобы считать Бухарина виновным в признанных им самим деяниях, или, говоря короче, в организации крупномасштабного антиправительственного заговора?

Вопрос об исторических доказательствах важен еще и потому, что связан с рациональной природой человеческого мышления. Если никакое из потенциально возможных свидетельств не способно убедить кого-то, скажем, в существовании заговора, тогда собственные представления такого человека будут как бы «заморожены», в принципе непоколебимы никакими доводами. То есть, если из всего множества предположительно существующих свидетельств нельзя отыскать хотя бы одного приемлемого доказательства ошибочности чьих-то представлений, тогда эти последние зиждутся исключительно на предубеждении, а не на разумно построенных умозаключениях.