1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

Активно участвуя в следствии вообще, ЕЖОВ от подготовки этого процесса самоустранился. Перед процессом состоялись очные ставки арестованных, допросы, уточнения, на которых ЕЖОВ не участвовал. Долго говорил он с ЯГОДОЙ, и разговор этот касался, главным образом, убеждения ЯГОДЫ в том, что его не расстреляют.

ЕЖОВ несколько раз беседовал с БУХАРИНЫМ и РЫКОВЫМ и тоже в порядке их успокоения заверял, что их ни в коем случае не расстреляют… Безусловно, тут ЕЖОВЫМ руководила необходимость прикрытия своих связей с арестованными лидерами правых, идущими на гласный процесс» (выделено нами. — Г.Ф., В.Б.).[143]

По мнению Фриновского, Ежов раздавал обещания, ибо хотел удержать Бухарина и других подсудимых от упоминания его имени как заговорщика.

Фриновский не говорит, что о целях своих бесед ему рассказал сам Ежов. Скорее, к такому выводу Фриновский пришел самостоятельно, поскольку ни Бухарин, ни Рыков, ни другие подсудимые на процессе не указали на Ежова как на одного из соучастников заговора.

В том же заявлении Фриновский дает понять, что Ягода и другие «правые» знали и о его, Фриновского, причастности к заговору, но в показаниях на суде не проронили о том ни слова:

«При проведении следствия по делу ЯГОДЫ и арестованных чекистов-заговорщиков, а также и других арестованных, особенно правых, установленный ЕЖОВЫМ порядок «корректировки» протоколов преследовал цель — сохранение кадров заговорщиков и предотвращение всякой возможности провала нашей причастности к антисоветскому заговору.

Можно привести десятки и сотни примеров, когда подследственные арестованные не выдавали лиц, связанных с ними по антисоветской работе.

Наиболее наглядными примерами являются заговорщики ЯГОДА, БУЛАНОВ, ЗАКОВСКИЙ, КРУЧИНКИН и др., которые, зная о моем участии в заговоре, показаний об этом не дали».[144]

КОГДА БУХАРИН УЗНАЛ О ПРИЧАСТНОСТИ ЕЖОВА К ЗАГОВОРУ «ПРАВЫХ»?

Пора, наконец, исследовать значимость другого факта — обладания Бухариным, Рыковым, Ягодой сведений об участии Ежова в заговоре «правых» и об уничтожении им в ходе массовых репрессий огромного числа невинных людей под прикрытием фальшивых заверений о борьбе с внутренней контрреволюцией. Нельзя не сказать, что сама затронутая тема вынуждает нас отказаться от общепринятых и ранее общепризнанных концепций советской истории 1930-х годов.

Утверждение Фриновского, что Бухарину было известно, по крайней мере, о причастности Ежова к заговору «правых», подтверждается другими имеющимися в нашем распоряжении источниками. Одно из таких прямых доказательств зафиксировано в замечании Ежова на допросе 8 июля 1939 года:

«— В 1933 году Литвин по вашей рекомендации был назначен заведующим отделом кадров ЦК Компартии Украины. Это было сделано по заданию немецкой разведки?

Да, я получил такое задание от Артнау.

Какие поручения по шпионажу получал от вас Литвин?

Эти задания носили подрывной и вредительский характер. Я просил его назначать на руководящие должности людей, которые бы могли своими действиями вызвать недовольство населения Украины, которые бы стали заниматься вредительством, губить продовольствие и скот, срывать выполнение планов промышленностью. Это были скрытые «правые» и «левые» оппозиционеры, которые выполняли также задания Зиновьева, Бухарина, Рыкова и других врагов».[145]

Вряд ли в 1933 году Ежов имел какое-то представление о «заданиях Зиновьева, Бухарина, Рыкова и других врагов», если бы не знал об их руководящей роли в заговоре. Разумеется, и о самом заговоре ему ничего не стало бы известно, если бы сам он не был одним из заговорщиков.

Но по сравнению с Бухариным и Рыковым в 1933 году Ежов был куда менее заметной фигурой. Он занимал должность «зав. распределительным отд[елом]. ЦК ВКП(б) 14.11.30–10.03.34; члена Центр[альной] комиссии ВКП(б) по чистке партии 28.04.33–1934»,[146] и лишь на XVII съезде ВКП(б) (январь 1934) его избрали в Центральный Комитет и дали другие важные партийные поручения. Наркомат внутренних дел он возглавил и того позже — в сентябре 1936 года. Поэтому трудно себе представить, что в 1933 году Ежов знал о роли Бухарина и Рыкова в заговоре, а те оставались в полном неведении о нем как соучастнике.

Таким образом, признательные показания Ежова от 8 июля 1939 года полностью подтверждают ту часть записки Фриновского, где говорится, что Бухарин знал о роли Ежова в заговоре еще до начала мартовского процесса, а точнее — уже в 1933 году.

Еще одно подтверждение словам Фриновского находим в документах, отражающих характер отношений Ежова и Ягоды, а последнего — с Бухариным. Как уже отмечалось, Фриновский поведал, как накануне процесса Ежов беседовал с Ягодой, пообещав сохранить жизнь, если тот ничего не скажет о роли в заговоре своего преемника на посту наркома НКВД: