1937. Русские на Луне

Но оказалось, что ворота открывают два человека, тянут их за створки на себя, отступают в сад. Когда проход сделался достаточно большим, чтобы в него проехал автомобиль, не задев при этом краями ворота, тот рванулся вперед. Двигатель его заревел, как на автогонках в ожидании старта. Хороший способ испугать соперника, а если не испугать, так хоть отвлечь.

Достоинство конного экипажа в том, что не надо разогревать двигатель. Ехать можно сразу же, только хлестни кнутом, а то и вовсе словом обойдешься. Скажешь только: «Ну милая». Вот и все. Работай двигатель постоянно, пока они Свирского поджидали, топливный бак опустел бы до того, как пришло время ехать.

Когда «Олдсмобиль» уже выехал на улицу и пронесся перед экипажем Шешеля, тот заметил, что в нем сидят и Свирский и два его приятеля. Значит, вся компания в сборе. Это хорошо.

— За ним, — сказал Шешель.

Недостаток конного экипажа заключался в том, что ему тяжело угнаться за авто. К счастью, последнему на улицах города никак не удается развить всю свою скорость, поскольку он вынужден плестись за другими экипажами, пока те не уступят ему дорогу или не выдастся шанс обойти их. Поэтому на коротких дистанциях конный экипаж некоторое время сможет преследовать авто. Но недолго. Если они выберутся за пределы города, шансы удержаться на хвосте «Олдсмобиля» вообще станут нулевыми. Тогда разузнать, куда отправился Свирский, можно будет разве что по отпечаткам покрышек, оставленных его авто на дороге.

Шешель не брал прикрепленный к нему «Руссо-Балт» из-за того, что Свирский наверняка знал о нем. Ему показалось бы по меньшей мере странным, что он стоит неподалеку от его дома, и еще более странным то, что «Руссо-Балт», как только он отъедет, двинется за ним следом.

— Ой, уйдут они, — приговаривал извозчик, — ну милая, поднажми.

Голос его, вроде бы успокоившийся после того, как Шешель проснулся, вновь стал озабоченным. Ему-то что: упустит — не его вина. Выговаривать за это ему не будут. Но пусть он лучше пока об этом не знает. Так рвения будет побольше.

Шешель посмотрел на часы. Стрелка приближалась к восьми. Сколько он проспал, сказать не смог бы и извозчик. Во-первых, он не сразу заметил, что Шекель заснул, а во-вторых — часов у него не было.

Он так еще и не понял, что ждет от этого вечера. Завтра обычный съемочный день. Не хотелось выглядеть завтра сонным. Чего доброго, заснешь прямо в космическом костюме. Вот потеха будет для всей съемочной группы.

Расстояние между ними, как извозчик ни подгонял лошадку, медленно увеличивалось. Надо заметить, что Шешель вовсе не требовал, чтобы извозчик загнал лошадь. Свирский не стоил этого. Любил Шешель животных и не был таким извергом, чтобы требовать невозможного.

Подкованные копыта выбивали из мостовой искры (окажись поблизости копна соломы, не избежать пожара. Спалит ли он всю Москву?) и так гремели, будто следом за авто мчался отряд рыцарей, закованных в броню. Двигатель авто ревел, как раздраженный зверь — медведь или лев. Вот отчего гнались за ним рыцари. Они в темноте не поняли, кто это, вздумали спасти город от чудища и гнали его прочь. Рев двигателя заглушал стук копыт. Свирский с приятелями, уже оглохнув, не слышал его. Но каково же было жителям города, которые уже начинали отходить ко сну, а тут на тебе… Хулиганство сплошное. Куда только полиция смотрит? Действительно — этот вопрос интересный. Где же все полицейские? Не на концерт же они отправились, плюнув на службу, улицы-то были обклеены соблазнительными афишами.

Силуэт авто уже выпал у него из глаз, слился с окружающей темнотой, а может, повернул на прилегающую улицу, а они, не заметив этого, продолжали ехать вперед и потеряли его на этот вечер.

Глаза превратились в некое подобие оптического прибора, направленного на дальние объекты — не на звезды, конечно, и не на фонари, которые могли бы служить им заменой, но все, что находилось поблизости, становилось расплывчатым, словно в легкой дымке.

— Стой, — неожиданно для себя самого сказал Шешель.

Где-то на краю сознания у него возникло ощущение, что он видел «Олдсмобиль». Но оно промелькнуло так быстро, что не оставило четких воспоминаний. Только расплывчатое темное пятно, которое на поверку могло оказаться чем угодно.

Когда извозчик остановил экипаж, Шешель привстал с сиденья, заглянул за край навеса, посмотрел назад. Тут же взгляд его уткнулся в оставленный всеми авто Свирского. Огни его погасли. От этого он казался мертвым, будто свежая, еще не успевшая разложиться туша большого зверя — слона или гиппопотама, но, полежи он здесь с неделю, сойдут кожа и мышцы, обнажая металлический скелет, а через какое-то время и он исчезнет.

— Вот же он, — сказал Шешель так тихо, что вряд ли извозчик услыхал его, да и говорил он скорее себе самому, потом посмотрел на извозчика и сказал уже погромче, — что же ты так гонишь, что вокруг ничего не замечаешь. Так и на столб наехать недолго или на прохожего. Тебе что, неприятностей опять захотелось? Кто с полицией потом разбираться будет?

— Извини, барин, увлекся я, — запинаясь, начал оправдываться извозчик.