1937. Трагедия Красной Армии

А вот другой похожий пример усердного плетения криминальной сети следователями НКВД. 27 июля 1937 г. был арестован начальник отдела портов УВМС РККА дивинтендант И.Я. Анкудинов. Длительное время он виновным себя ни в какой антисоветской деятельности не признавал. И лишь 6 сентября 1937 г. от него были получены «признательные» показания. Следователи «подкрепляли» их выписками из показаний И.М. Лудри и В.М. Орлова. Изучение же дел по обвинению Лудри и Орлова показало, что оба они на первых допросах вообще не называли Анкудинова участником заговора, а затем стали его называть, причем каждый утверждал, что именно он завербовал Анкудинова ¹⁷⁶. Эти противоречия явно свидетельствуют о неправдоподобности показаний этих лиц, о том, что в данном случае следователи НКВД явно «организовали» нужные им показания.

Схема действий следователей НКВД по фабрикации обвинительных заключений на командиров и политработников РККА за их мифическое участие в придуманном воспаленным воображением тогдашнего руководства НКВД «военно-фашистском заговоре» была довольно примитивна и убога. Им важно было получить хоть одно «показание». Наличию этих показаний в аппарате НКВД всегда придавалось большое, по сути, решающее значение. На основе этих никем не проверяемых (ни как они получены, ни насколько они достоверны) сведений тогдашние члены Военной коллегии Верховного суда СССР и члены военных трибуналов округов в стремительном темпе отправляли попавших к ним на расстрел. А тут еще «великий вождь мирового пролетариата и всего прогрессивного человечества» в довольно широкой армейской аудитории изволил публично ориентировать особистов и весь личный состав РККА, специально подчеркнув значение показаний.

И пошло-поехало. Получив одно-единственное показание на того или иного командира, следователи НКВД, как правило, немедленно арестовывали его, путем применения ничем не ограниченных издевательств и избиений, вплоть до изощренных пыток, выбивали «собственноручные» показания или заставляли подписаться под состряпанными самими же следователями перепечатанными на машинке протоколами. А затем для вящей «доказательности» прилагали к делу арестованного никем не проверенные, реально существовавшие, а нередко и отсутствующие в делах выписки из протоколов допросов военных, арестованных по другим делам. Так, например, к делу бывшего командира 7 ск комдива Ф.Ф. Рогалева были приложены «обвинительные» выписки из протоколов допросов 33 человек. И все они, как показала дополнительная проверка в 1956 г., оказались неосновательными ¹⁷⁷. А тогда – в сентябре 1937 г. – они сработали. И Рогалев был расстрелян.

Получив только им известным путем «признательные» показания от сопротивлявшегося два месяца бывшего начальника артиллерии РККА комдива Н.М. Роговского, следователи особого отдела по излюбленной ими методике стали «подкреплять» их показаниями других лиц. И в этом мероприятии – выдумке, хитрости, беспардонности и наглости следователей не было предела. Ведь проверить-то их никто не мог (или мог, но боялся). И врали они напропалую. К делу Роговского были приобщены выписки из показаний арестованных командармов 1-го ранга И.П. Уборевича и И.Э. Якира, комкора Н.А. Ефимова, комдива Е.С. Казанского, комбрига А.И. Сатина. Но как показала дополнительная проверка в 1956 г., все эти приложенные к делу показания не могли являться доказательством вины Роговского, так как все они неконкретны, не содержат каких-либо сведений о реальной антисоветской деятельности обвиняемого, а состоят лишь из голословных заявлений о причастности Роговского к «военно-фашистскому заговору». Причем, судя по этим выпискам, Якир назвал Роговского участником заговора якобы со слов Уборевича, а Уборевич и Ефимов – со слов Тухачевского. Однако осмотром архивно-следственного дела на Тухачевского установлено, что он (даже при всем искусстве следователей к манипуляциям) никаких показаний в отношении Роговского вообще не давал ¹⁷⁸.