1937. Трагедия Красной Армии

Подобного же рода был и приказ НКО № 64 от 19 апреля 1936 г. Он был издан в связи с 50-летием со дня рождения члена большевистской партии с 1903 г., военного прокурора ЛВО диввоенюриста Н.М. Кузнецова: «Отмечая его неутомимую работу в рядах РККА с начала ее организации на фронтах Гражданской войны, по укреплению ее боеспособности и в борьбе за революционную законность – награждаю его именными золотыми часами»⁴⁴.

5 мая 1937 г. он подписывает письмо командиру 34 сд комдиву В.Ю. Рохи: «До сих пор я знал Вас как хорошего командира, в совершенстве знающего дело, жизнь и быт частей, их запросы и нужды, умеющего по-живому, оперативно руководить своими частями и подчиненными. Однако приказ Командующего ОКДВА № 090, с которым я на днях ознакомился, пошатнул это мнение о Вас. Я не могу себе представить, чтобы Вы, которого я всегда считал одним из лучших командиров, могли допустить такие безобразия, как пьянство, преступить несение караульной службы, недисциплинированность… Жду от Вас подробных объяснений, как все это произошло, как Вы могли допустить подобные безобразия и что конкретно Вами сделано, чтобы в будущем такие позорные явления больше не повторялись. К. Ворошилов»⁴⁵.

Конечно, такая форма воздействия наркома оставляла глубокий след в душе подчиненных. 7 июня 1937 г. из далекого села Баберово командир-комиссар 34 сд писал: «Глубокоуважаемый Климент Ефремович! Ваше письмо о случае с караулом – самое тяжелое для меня наказание. Но я это наказание заслужил… Приложу все силы к тому, чтобы загладить свою вину еще более энергичной работой. Глубоко уважающий Вас В. Рохи»⁴⁶.

До начала массовых арестов в армии и на флоте, до объявления о вскрытии антисоветского военного заговора, Ворошилов нередко проявлял довольно внимательное отношение к решению человеческих судеб (по крайней мере, некоторых). Накануне наступающего Тридцать седьмого года, 30 декабря 1936 г. Ворошилову поступила весьма характерная записка от начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР И.М. Леплевского. Последний сообщает, что, по данным Особого отдела Киевского военного округа, командир корпуса ВУЗ КВО комдив И.Д. Капуловский должен быть у него на приеме (вот она, всеохватность слежки особистов!). Так вот, Леплевский «информирует» Ворошилова, что Капуловский проявляет враждебность к командующему войсками КВО командарму 1-го ранга Якиру и его заместителю по политчасти армейскому комиссару 2-го ранга Амелину. Резолюция наркома: «Дать личное дело Капуловского и все ранее поступившие на него заявления и переписку. КВ. 11/I.37»⁴⁷.

Судя по всему, Капуловскому все-таки удалось побывать на приеме у наркома. Но особого облегчения ему это не принесло. Об этом свидетельствует его рукописное на семи страницах личное письмо Ворошилову. Читаешь этот самый настоящий крик души и чувствуешь, как все ниже нависают мрачные тучи над головами многих воинов РККА: «Я чувствую себя особенно с осени 1934 г., а наиболее остро с осени 1935 г. в состоянии общественно-политической изоляции. У меня выдержка колоссальная… Я вырос без отца, без матери, без братьев, без сестер (лишился всех, когда мне не было еще одного года от роду), оставшись в глухой деревне беспризорным, без всяких средств… Чрезвычайно тяжело чувствовать себя в положении «прокаженного»… Я сотни раз копаюсь в своей жизни и ничего сам не нахожу. Часто упираюсь в одно сомнение: может, за то, что я бывший «боротьбист». Но я же из тех единиц «боротьбистов», кто взял инициативу ликвидации украинской партии с.-р. и решительной борьбы с украинскими националистами. Я организатор восстаний вопреки даже линии большинства членов ЦК «боротьбистов»… Мне ЦК КП(б)У установил большевистский стаж с июня 1918 г., т. е. «боротьбистский» период мне персонально засчитан в большевистский стаж… Я надеюсь, что Вы мне прямо скажете – в чем сомнения? Если нужно их рассеять, не объясняя мне причин, – я готов на любой способ… Приказывайте! На мировой арене революционной борьбы есть где рискнуть головой… Если нужны объяснения, расследования, я о них прошу…»⁴⁸

На этом письме имеется помета: «Нужно переменить место службы. КВ. 27/I.37»⁴⁹. Но быстро сделать это не удалось. Не прошло и двух месяцев, как 22 марта 1937 г. Капуловский снова пишет письмо «только лично» Ворошилову: «Когда я хотел обратиться к Вам, меня предупреждали товарищи: «не пиши, не обращайся к Ворошилову, ибо Якир тебя за это уложит в гроб»… Когда я все же у Вас был и вернулся, мне сказали: «теперь держись, первый блин из тебя Якир сделает на ближайшем совещании». Так и было. Я подал рапорт по команде через Якира о переводе из округа… В чем бы меня ни пытались обвинить, прошу сначала выслушать меня. Я за каждый шаг своей жизни смело и гордо могу смотреть в глаза всей партии и всей нашей великой стране. Я верю в правду, верю в силу партии и ее вождя т. Сталина, верю в Вашу справедливость.

Р.S. Прошу подтвердить получение этого письма»⁵⁰.