«Строевой офицер он был хороший, — оценивал его фронтовое поведение однополчанин, князь Касаткин-Ростовский, — хотя не могу сказать, чтобы он пользовался особенной симпатией товарищей. Он всегда был холоден и слишком серьезен, с товарищами вежлив, но сух». «Гвардейски-аристократическая» холодноватая надменность Тухачевского бросилась в глаза и Н.А. Цурикову, оказавшемуся с будущим маршалом в одном лагере для военнопленных в Ингольштадте.
Сослуживец, близко наблюдавший его в 1919 г., вспоминал: «Одно время Тухачевский носил ярко- красную гимнастерку, но при этом всегда был в воротничке, в белоснежных манжетах и руки имел выхоленные с отточенными ногтями». «Аристократ», по мнению В.М. Молотова». «Он казался всегда несколько самоуверенным, надменным», — отмечала Г. Серебрякова.
«Аристократизм» был образом жизненного поведения Тухачевского, его общественного самоутверждения, а в условиях советских — нарочито-вызывающей демонстрацией «аристократа в демократии». Английская пресса еще в 1920 г. утверждала, что «советские главари страшно дорожат присутствием в их среде Тухачевского», поэтому он мог позволить себе провоцирующую демонстрацию своего аристократизма. «Он был уверен в себе и собственном влиянии», — заметил генерал М. Гамелен, принимавший его в Париже в феврале 1936 г… Даже перед Военным трибуналом, судившим его в 1937-м, «Тухачевский старался хранить свой аристократизм и свое превосходство над другими».
«Аристократизм» был психоментальной призмой, сквозь которую он воспринимал жизненные, социально-политические ситуации и реагировал на них. «Груз памяти предков» в определенной мере предопределил и его гибель. «Барство Ставрогина всех прельщает — аристократ в демократии обаятелен, — и никто не может ему простить его барства, — будто бы в связи со сказанным чутко полагает Н.А. Бердяев. — Его трагическая судьба связана с тем, что он — обреченный барин и аристократ. Барин и аристократ обаятелен, когда идет в демократию, но он ничего не может с ней сделать. Только барин и аристократ мог бы быть Иваном Царевичем и поднять за собой народ. Но он никогда этого не сделает, не захочет этого сделать и не будет иметь силы этого сделать». Несомненно, в периоды политических кризисов в СССР Тухачевский, возможно, ждал «народного призыва», обращенного к нему как к «спасителю Отечества», — это и было то самое «ожидание власти». В этом-то и была его гибельная ошибка.
Согласно официальной родословной Тухачевских, указанной в 6-й части Дворянской родословной книги Московской губернии, род Тухачевских происходил от «графа Индриса, приписанного в Чернигове в княжестве великого князя Мстислава Владимировича, из цесарской семьи. Там (Индрис) крестился, приняв имя Константина. У Константина сын Харитон. Внуки Индриса: Андреян, Осип, Иван, Карп. Андреян и Карп приехали в Москву. От Андреяна и Карпа пошли роды». Это подтверждал в своем прошении на имя императора Александра I прапрадед маршала Н.С. Тухачевский. Кратко об этом говорится и в «Общем Гербовнике дворянских родов Всероссийской Империи». О самом «графе Индрисе» в родословных преданиях существовало три версии.
По одной из них, Индрис был литовским воином, жившим в XIV в. По другой — он был воином немецким, тоже жившим в XIV в. Третья, кажущаяся наименее достоверной, но принимавшаяся в качестве официальной, указывала на более древние и благородные корни этого рода.
Согласно этой версии, граф Индрис являлся сыном графа Фландрского Бодуэна (Балдуина) IX, одного из главных предводителей 4-го Крестового похода (1202–1204), ставшего первым императором Латинской империи, образовавшейся на территории распавшейся империи Византийской. В сражении с болгарским царем в 1205 г. Бодуэн IX то ли погиб, то ли попал в плен и в плену умер. Во всяком случае, судьба его для современников и потомков оказалась смутной. Согласно родословному преданию, в достоверности которого в семействе Тухачевских никто не сомневался, один из его сыновей, молодой граф Индрис (Генрих), женившись на турчанке, после смерти отца появился в Одессе, тогда входившей в состав Латинской империи (на византийской территории), а затем перебрался на Русь и ок. 1251 г. появился в Чернигове.