1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

После пяти лет обсуждений и откладываний — и на самом деле с 1934 года — Ворошилов, как заметил Думенк, наконец, загнал своих потенциальных союзников в угол. Британцы попросили пятнадцатиминутного перерыва. Дракс покинул совещательную комнату ошеломленным. Он был почти уверен, что его миссии пришел конец. «Мы... думали, что сможем получить поддержку России не приводя каких-либо разумных доводов», — писал Думенк. Однако Наджиар был еще не готов трубить отбой. «Я предупреждал», — телеграфировал он в Париж. И было еще не слишком поздно потребовать ответа от поляков и румын. Сидс телеграфировал в Лондон, поддерживая Наджиара. В этом вопросе, говорил Сидс, Британии и Франции придется «выступить просителями»; ответственность за получение ответа от Варшавы ложилась на Лондон и Париж.

На следующий день 15 августа англо-французская делегация информировала советскую сторону, что передала вопросы Ворошилова для рассмотрения в Лондон и Париж. Пока ожидался ответ, продолжалось обсуждение общих вопросов: советские делегаты предложили сотню дивизий, чтобы поддержать обороноспособность Польши. Думенку приходилось изворачиваться, так как у Франции вообще не было планов приходить на помощь полякам, хотя в это и трудно было поверить. Ворошилов продолжал обсуждение до 17 августа, когда, наконец, прервал его, заявив, что оперативное планирование невозможно начинать без ответов на «кардинальные вопросы», по его словам, о правах прохода для Красной армии. Французское и британское правительства по-прежнему хранили молчание, так что дальнейшие встречи решено было прервать до 21 августа.

В Лондоне заместители начальника генштаба, которых Чемберлен временами не прочь был использовать как бессловесное орудие в своих комбинациях, наконец, потеряли терпение. «Ввиду быстроты, с которой развиваются события, возможно, что этот ответ устареет раньше, чем будет написан, но мы все равно считаем, что его нужно дать, заявил он прямо, — хотя бы в форме общих заметок по поводу использования польской и румынской территорий русскими вооруженными силами». Ворошилову следовало ответить. Сейчас «уже не время полумер, — замечал тот же замначальника генштаба, — и с тем, чтобы расставить все по местам, не грех и «надавить как следует» на Польшу и Румынию; «русским следует предоставить все возможности оказывать помощь и вносить максимальный вклад в дело борьбы с агрессией».

«Совершенно ясно, что без своевременной и эффективной русской помощи, у поляков нет никакой надежды сдерживать германский удар... сколько-нибудь продолжительное время. Это же касается и румын, с той только разницей, что тут сроки будут еще короче.

Поддержки вооружениями и снаряжением недостаточно. Если русские собираются участвовать в сопротивлении германской агрессии против Польши и Румынии, то эффективно они смогут действовать только на польской или румынской территориях; и если... с получением ими прав на это тянуть до самого начала войны, то тогда будет уже слишком поздно. Наибольшее, на что тогда смогут рассчитывать союзники, это отомстить за Польшу и Румынию и, может быть, восстановить их независимость после поражения Германии в длительной войне.

Без немедленной и эффективной русской помощи... чем дольше будет длиться эта война, тем меньше останется шансов для Польши или Румынии возродиться после нее в форме независимых государств и вообще в форме, напоминающей их нынешний вид».

И кто сейчас сможет сказать, что замначальники генштаба были неправы? Все согласились с тем, что «неприятную правду» нужно было «с предельной откровенностью» преподнести Варшаве и Бухаресту. Договор с Советским Союзом был «лучшим способом предотвратить войну»; если бы он сорвался, расплачиваться за возможное советско-германское сближение пришлось бы Польше и Румынии.⁴⁴ А в то время, когда разворачивалась эта драма, Форин офис продолжал плодить бумаги о непрямой агрессии. «И все это было бы смешно, если бы не было так трагично», — откровенно писал Наджиар.⁴⁵

В Париже ультиматум Ворошилова и телеграммы Наджиара наконец подвигли Кэ д`Орсе оказать давление на польское правительство чтобы то позволило Красной армии проход через свою территорию. До сих пор поляки отказывались от всякого сотрудничества. Москва могла подумать, что Польша испугалась, и увеличить цену за свою помощь. «Заключать сделку с советским правительством... все равно что торговаться на восточном базаре, — отмечал один из польских дипломатов, — главное не показать интереса к той вещи, которую ты на самом деле хочешь купить».⁴⁶