1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Чемберлен не хотел иметь ничего общего с черчиллевским великим альянсом, и Форин офис не раздумывая отверг предложение Литвинова о созыве международной конференции. Подозрения чехов о безразличии Чемберлена относительно германской экспансии на восток подтвердились. «Только посмотри на карту, — писал Чемберлен своей сестре Иде, — и ты увидишь, что ни мы, ни французы просто не в силах ничего сделать, чтобы спасти Чехословакию, если немцы захотят подчинить ее себе». И хотя Черчилль не упоминал Советского Союза, Чемберлен знал, что в мыслях отступника это было всегда. «Россия в сотнях миль от нас», и не имеет общих границ с Германией или Чехословакией. И еще русские «тайно и коварно играют на всех скрытых струнах, чтобы вовлечь нас в войну с Германией...».⁸ Чемберленовское отношение к «этим русским» было широко распространено среди британских и французских консерваторов; это означало, что советскому правительству следовало придерживаться некоего «правильного» курса, хотя для англо-французских правых никакой советский курс не мог быть достаточно правильным. Если бы Советский Союз повел себя слишком агрессивно, их идеологи принялись бы кричать, что он «поджигает войну» и пытается втянуть Европу в бойню и коммунистическую революцию; если бы он действовал слишком мягко, они заявили бы, что «Советы» блефуют и им нельзя верить. Выходит, не зря Черчилль призывал советское правительство быть осмотрительным и осторожным.

В отличие от Черчилля, который считал, что Советский Союз был важнейшим звеном в антинацистской коалиции, Чемберлен думал по-другому. Сэр Хорас Вильсон, главный советчик Чемберлена, даже говорил Майскому, что хотя премьер-министр был меньшим «антисоветчиком», чем Болдуин, он все же полагал, что англо-советские отношения не были «срочными или практически важными для данного момента». Поэтому он был очень мало заинтересован в их развитии и вполне склонен пустить дело на самотек. По словам того же Вильсона, Чемберлен видел свою главную задачу в «замирении Европы» путем соглашений с Италией и Германией. Премьер-министр вполне допускал немецкую экспансию в центральной и юго-восточной Европе, даже возможное «поглощение Германией (в той или иной форме)» небольших центрально-европейских и балканских государств. «Однако он полагает, что это меньшее зло, чем война с Германией...».⁹

Чемберлен — центральная фигура этого повествования и его имя навеки связано с англо-французским умиротворением Германии. Худой и длинный, носивший строгие костюмы и старомодные воротнички, он выглядел немного пуританином; когда начинался мюнхенский кризис, ему было под семьдесят. Он стал британским премьер-министром в 1937 году, уже не раз побывав до этого членом кабинета; первой его должностью в этом качестве была должность министра финансов, случилось это в 1931 году. Он был интеллигентный, трудолюбивый и упрямый. Такой премьер-министр никогда не отказывался от схватки в палате общин, когда оппозиция жаждала крови. Один из коллег назвал Невилла «автократом, которому достало мужества иметь убеждения». Именно следуя своим убеждениям, а вовсе не из трусости, Чемберлен стремился умиротворить Гитлера.

Еще премьер-министр был нетерпим к критике и злопамятен. По словам А. Дж. П. Тэйлора, он «умел ненавидеть». Чемберлен презирал Дэвида Ллойд Джорджа, прежнего премьер-министра от либеральной партии, не многим лучше относился и к Черчиллю. Обоих он считал «пиратами»: «"LlG", — как писал Чемберлен в письмах своим сестрам, — была бессовестной бандой мерзавцев", а Уинстон был "самым худшим из них"».¹⁰ Премьер-министр был деспотичным и твердолобым, но вместе с тем искушенным в тонкостях бюрократической игры, он умел убедить оппозицию в целесообразности своей политики. И нередко делал это, Чтобы добиться своих целей во время мюнхенского кризиса.