В старшем расстрельной команды промелькнуло что-то знакомое и позабытое. Елисеев напряг память. «И тут он смог найти безопасное для себя место», – промелькнуло в сознании. Хлуев, вспомнил он фамилию следователя, глубоко запавшую ему в память. Но тут его внимание переключилось на прокурора, который перед строем стал зачитывать приговор военно-полевого суда. Вина осужденного состояла в следующем.
Под его командой большая группа красноармейцев выходил из окружения. Тяжело раненых несли на носилках, многие опирались на палки. И сам он был ранен в голову. На его беду догнала их легковая машина, в которой ехал генерал. Рядом с ним сидела молодая женщина, жена или любовница. Для них, озверевших, голодных, испытавших в первые дни войны неимоверное душевное потрясение, генерал, «сматывающийся» с передовой на машине, в их сознании был олицетворением вины за то, что они, всеми брошенные, выходили из окружения, не зная, куда им идти и что их ждет там. Он приказал им разойтись, а они уже не были красноармейцами, не подчинялись командам. Весь свой гнев, всю свою злобу они обратили против него. Когда его вытягивали из машины, женщина забилась в угол. Ее глаза были полны ужаса. Вытащив его, заставили бежать и стали стрелять по живой мишени, не задумываясь о последствиях.
– Собаке – собачья смерть! – громким призывом завершил прокурор чтение приговора. Это каждого ждет, кто изменит Советской власти. Последнее он не сказал, но наглядный пример был сильнее любых слов.
Приговоренный к расстрелу мужественно выслушал приговор и его окончание.
Ему завязали глаза.
Расстрельная команда была готова привести приговор в исполнение. Хлуев построил ее. Лязгнули передергиваемые затворы, посылая патроны в патронник. У многих от этого звука по телу побежали мурашки. Тяжело и неприятно было смотреть на приготовление к смертной казни. Лучше ничего этого не видеть.
– Приготовиться! Пли! – скомандовал Хлуев.
Последовал залп одновременно прозвучавших выстрелов. Осужденный качнулся, но продолжал стоять. Держался до последнего.
Хлуев подбежал к нему с пистолетом в руке и добил выстрелом в висок. Осужденный упал, не подавая признаков жизни.
Четверо из расстрельной команды, подхватив его за руки и за ноги, поволокли к машине и перебросили внутрь кузова через борт.
После того, как расстрельная команда уехала, оставив на траве следы крови и тяжелое воспоминание, не сравнимое даже с бомбежками, была подана команда: «Построиться!» и колонна обратно направилась внутрь Кремля на призывной пункт.
Глава 8. Начальник ГСМ батальона аэродромного обслуживания
Из Смоленска Елисеева, Буянова, других мобилизованных повезли на машине под Брянск в поселок Сельцо, где располагался аэродром.
По прибытии в войсковую часть, Елисеева назначили начальником ГСМ батальона аэродромного обслуживания 215-го штурмового авиаполка 11 смешанной авиадивизии, которой командовал летчик, дважды Герой Советского Союза генерал-майор Г. П. Кравченко.
Там Елисеев попал в круговорот войны.
Штурмовые авиаполки базировались в непосредственной близости от передовой.
При отступлении войск, БАО обеспечивали боевой работой авиачасти передовых аэродромов, прикрывающих отход наземных частей. Они готовили и тыловые запасные аэродромы.
После того, как на прифронтовых аэродромах прекращались полеты и самолеты улетали на запасные аэродромы, тут же грузились на машины и отправлялись туда же остатки ГСМ, боеприпасы, техническое имущество.
При отступлении наших войск на аэродроме в районе Погар была взорвана взлетная полоса и ангары. Последние машины отъезжали, когда немецкие войска были на другой стороне аэродрома.
Глава 9. Война дошла до Мытищ
В больницу стали поступать первые раненые, пострадавшие от воздушных налетов. Первым из палаты выписали Батурлина, а через день меня с незарубцевавшимися швами, не долечив до конца. С трудом, с помощью мамы, еле дошел до дома. Потом ходил на перевязки, пока не сняли швы.
Мои товарищи рассказали мне о подстроенной ловушке. Нижняя часть четырехлитровой стеклянной бутыли с острыми краями и двумя большими зубцами была поставлена в воду возле берега и замаскирована. Они ее достали из-под воды. Взрослые говорили, что такой жестокий способ избавиться от детворы могли придумать только Максимовские.
С середины июля ежедневно с наступлением короткой летней ночи пронзительным воем сирены объявлялась «Воздушная тревога». Она то затихала, то разрывала тишину с новой силой. Ей громко вторили гудками паровозы на станции. В одно и то же время с завидной пунктуальностью небо раскалывал гул моторов приближавшихся самолетов.