1941, 22 июня

2) в указании № 18 от 1 ноября 1940 года (день прибытия Молотова в Берлин) говорилось: «Независимо от исхода предстоящих политических переговоров все приготовления к нападению на Советскую Россию должны продолжаться». Из этого указания ясно следует, что переговоры с Молотовым с самого начала были задуманы гитлеровцами как мера по дезинформации Советского Союза относительно планов Гитлера;

3) в указании № 23 от 6 февраля 1941 года приказывалось усилить активность флота и авиации в районе Ла-Манша с тем, чтобы «…создать видимость (!) предстоящего еще в этом угоду нападения на Британские острова»;

4) наконец, 15 февраля 1941 года были разработаны специальные «указания по дезинформации», которые рассылались всем высшим военачальникам вермахта. Там говорилось: «Представить передвижение войск против России, как самую грандиозную операцию по обману противника, которая имеет одну лишь цель – отвлечь ее внимание от вторжения в Англию».

Такова была линия фашистской пропаганды и дезинформации, и проводилась она совершенно последовательно. Во время переговоров в Берлине Молотову также было сказано: «Не обращайте внимания на передвижение войск на границах Советского Союза, потому что все это подготовка к нападению против Англии».

Второе – это очень деликатный вопрос, вопрос о роли переговоров В.М. Молотова в Берлине. Я уже говорил о том, что, как совершенно определенно явствует из документов, они были задуманы как отвлекающий маневр, чтобы ввести в заблуждение Советский Союз. Эти переговоры были долгое время для нас «табу» – мы хранили по поводу них молчание. Но вот появилась, хотя и не полностью, советская запись переговоров. Я имею в виду воспоминания тов. Бережкова. Поскольку молчание нарушено (нарушено, на мой взгляд, не очень удачно с точки зрения исторической правды), то нам – историкам, следовало бы также сказать свое слово об этих переговорах.

В общем запись Бережкова подтверждает немецкую запись, опубликованную довольно давно, за исключением ряда «неприятных» деталей, которые автором просто опущены.

Я хотел бы напомнить обстановку, в которой состоялись переговоры: заканчивалась разработка конкретного оперативного плана нападения на Советский Союз – плана «Барбаросса», 1 сентября был одобрен план по передислокации войск – переброска войск с Запада на Восток. В указании № 18 было специально оговорено, как я уже указывал выше, что необходимо продолжать подготовку к агрессии, независимо от исхода переговоров с Молотовым. Начались переговоры с Румынией, Венгрией и Финляндией о том, чтобы эти страны принимали участие в нападении на Советский Союз. В директиве Гитлера, посвященной этим переговорам, содержится специальный пункт, в котором указывается, что в целях маскировки эти переговоры должны объясняться необходимостью оборонительных мер на Востоке перед наступлением на Западе.

И вот в этой обстановке Гитлер начал излагать перед Молотовым гигантский план общего раздела мира. Ни одним словом он не выдал истинного направления дипломатической активности фашистской Германии (переговоры с Румынией, Венгрией, Финляндией) и характера военных приготовлений.

А Молотов, напротив, уклонялся от общих разговоров и выставлял ряд конкретных требований в отношении Болгарии, Финляндии, проливов, то есть ясно дал понять, каковы ближайшие планы советской дипломатии в борьбе с Германией.

Но наибольшее значение имел гитлеровский проект присоединения Советского Союза к Тройственному пакту. Он был вручен Молотову в Берлине. И главное, на что упирали Гитлер и Риббентроп при обсуждении проекта, заключалось в том, чтобы создать впечатление, будто Германия действительно собирается вступить в широкий союз с Советским Союзом. Проект этот был разработан во всех деталях – он предусматривал превращение тройственного пакта четырех держав (с участием Советского Союза) и содержал два секретных протокола о разделе сфер влияния между четырьмя державами. Это был поистине дьявольский дезинформационный маневр. 25 ноября Сталин ответил официальным согласием на это предложение Гитлера и выдвинул ряд контртребований.

Я хотел бы предупредить, что это согласие также могло быть дипломатическим маневром. Но тут встает вопрос о том, каков был смысл такого маневра и был ли он оправдан с точки зрения интересов укрепления обороны советской страны. В течение периода с декабря по апрель включительно продолжалась переписка по этому вопросу. Сталин настаивал на том, чтобы получить определенный ответ от Гитлера на советские контртребования. А Гитлер выкручивался, обещая прислать ответ в ближайшее время и вместе с тем форсируя подготовку к нападению на Советский Союз.