1941, 22 июня

Однако мы должны подходить к изучению этой темы, как и всех стоящих перед нами проблем, прежде всего как коммунисты, как историки-марксисты. Поэтому как ни живо, как ни болезненно встают перед нами воспоминания, нам не следует поддаваться эмоциям. Надо сказать, что эмоциональная сторона оценки предвоенных событий явно отрицательно сказалась на выступлениях некоторых товарищей. Наиболее глубокими и содержательными были те выступления, которые не носили личной окраски. В этой связи я хотел бы выделить, как отрицательный пример, выступления тов. Петровского и Снегова, причем не намерен дискутировать с ними по вопросам, не являющимся предметом сегодняшнего обсуждения. Товарищ Петровский говорил не по существу книги, а что касается тов. Снегова, то хотя я в общем согласен с его оценкой книги, но не могу не подчеркнуть, что в его выступлении было много личного и нездорового.

Мы с тов. Дебориным были участниками Международной конференции по истории движения Сопротивления, которая состоялась в 1961 году в Милане. И там нам впервые пришлось с «открытым забралом» вступить в полемику с враждебными нам западными историками. В частности, там выступал польский контрреволюционный эмигрант, некий Борович, подвизающийся в Париже в каких-то грязных листках. И о чем же он говорил? О «сговоре Сталина с Гитлером», о «Четвертом разделе Польши», о «предательской» политике СССР перед войной и т.п. Перечисленные три антисоветских тезиса были краеугольным камнем выступления этого контрреволюционного подонка.

Но как же могло случиться, что на нашем партийном, по существу, собрании, в партийном учреждении, выступает с такими же заявлениями тов. Снегов? И когда тов. Деборин говорил о «лагере», он имел в виду, как я его понял, именно то, что подобные выступления могут привести отдельных товарищей в лагерь наших идеологических врагов, так как тов. Снегов, по существу, повторяет то, против чего мы боремся.

Нужно ли нам пересматривать такой вопрос, как целесообразность заключения советско-германского договора? У Ленина, на которого здесь ссылался тов. Петровский, можно найти ряд положений, оправдывающих заключение компромиссных соглашений с явными врагами революции. Напомню обстановку 1918 года, Брестский мир или начало интервенции на севере, когда Ленин говорил, что можно договориться с разбойниками, если это полезно для революции и Советского государства. Тут сидят историки гражданской войны, они лучше меня это знают.

Да, в 1939 году мы пошли на соглашение с разбойниками. Но почему в этом следует обвинять только кого-то одного, и почему надо это выставлять в таком неприглядном виде? Я думаю, тов. Снегову, откидывая свои эмоции, нужно очень серьезно подумать над оценкой того, что он здесь заявил. Если поддаваться эмоциональной стороне дела, мы сможем опрокинуть, по существу, все те основные положения, на которых зиждется марксистская историография периода Великой Отечественной войны.

Что касается оценки культа личности Сталина, его влияния на жизнь нашей страны, то вряд ли найдется хоть один человек, который бы попытался взять хоть в малейшей степени под защиту культ личности. Конечно, нет. Нет таких.

(Сместа (Снегов): – Попробуйте…)

Но, товарищи, есть решения партии по этому вопросу. Мы с вами члены партии. Мы руководствуемся, помимо всего, партийной дисциплиной, а не только своими личными настроениями. Есть решение ЦК от 30 июня 1956 года о культе личности. Это основной документ, которым партия руководствовалась и продолжает руководствоваться в своих оценках событий и явлений, связанных с культом личности.

Когда мы пишем книгу, когда мы садимся за партийный исторический труд и. должны дать определенные оценки вопросам большого исторического значения, в том числе таким, как влияние культа личности на предвоенные события, можем ли мы, имеем ли мы право выходить за рамки тех решений, которые приняты партией на XX съезде, которые изложены в документе ЦК от 30 июня 1956 года, в решениях XXII съезда? Нет, мы не будем этого делать. Мы будем руководствоваться этими партийными решениями.

Исключает ли это возможность дискуссии по отдельным вопросам, связанным с культом личности, с его влиянием на развитие событий? Конечно, не исключает. Мы все это можем обсуждать. XX съезд партии создал такую атмосферу, что мы можем говорить свободно. Но в наших исследовательских разработках, в том, что мы пишем, мы будем придерживаться партийных решений. И не следует увлекаться теми крайностями, которые нам пытались навязать.

Что касается задач, которые ставились нами перед сегодняшним обсуждением, то я полностью поддерживаю тут тов. Деборина.

Товарищ Кулиш, вы не правы, заявляя, что мы присутствуем при рождении новой концепции. Не изображайте, пожалуйста, дело так, что вот Деборин и Болтин с К° придумали новую концепцию предвоенного периода и пытаются ее навязать кому-то. Этого нет. И не надо рассматривать выступление тов. Деборина, да и любого из нас, так демагогически.