1941. Друид. Второй шанс (СИ)

Проводив глазами отходящего заместителя, капитан перевел взгляд на ближайший барак. Именно там располагался человек, который для него был сейчас важнее всех остальных двух тысяч заключенных.

— А сейчас займемся тобой… Сталин.

Известную фамилию он выговорил с особенным удовольствием, уже представляя, как будет происходить очередной разговор с сыном советского вождя. В прошлые их встречи к нему уже применяли особые методы воздействия и убеждения, но, к сожалению, они не возымели действия. Этот человек, по прежнему, не соглашался на сотрудничество. Стоически терпел боль, унижения, оскорбления, признаться, даже вызывая тем самым некоторое удивление. Получатся расовая теория абсолютно верна, говоря о нечеловеческой выносливости неполноценных рас. Особенно этим славились негры и славяне.

Однако, на их новую встречу немец припас кое-что новое.

— Посмотрим, как ты запоешь, когда познакомишься с электричеством. Поверь мне, пара оголенных проводов, одной стороной подключенных к сети, а другой — к гениталиям, творят самые настоящие чудеса. И главное, не оставляют никаких следов. Нам ведь нужно будет сделать хорошие фотографические снимки…

* * *

Дверь барака, и так толком не державшая тепла, была распахнута настежь. Едва державшиеся на ногах и больше похожие на живых мертвецов, сидельцы даже не пытались её закрыть. Сил оставалось ровно настолько, чтобы доковылять до своей шконки и без сил на неё рухнуть. Так они и падали, тут же со стоном кутаясь в рваное тряпье, набитое для пущего тепла соломой. Мороз за тридцать не шутка. При таком и не такую рванину на себя натянешь, чтобы хоть немного согреться.

Но удивительно то, что одного из зеков, похоже, не брали ни мороз, ни усталость, ни страх в добавок. Невысокий худощавый паренек, вошедший в барак последним, двигался так, словно и не было за его спиной изнурительного двенадцатичасового труда. Легко и непринужденно оказывался то у одних нар, то у других. И каждый из зеков, с которым он перекидывался парой словечек, неуловимо менялся. С лиц сходила усталость, землистая серость. Угрюмость и безнадежность сменялись улыбками. Уже слышались первые шутки.

— Полегчало? — Гвен легонько коснулся лба зэка со всколоченными волосами, только что корчившегося под своей рваниной и тихо поскулившего то ли от холода, то ли от голода, то ли от всего сразу. — Посмотри на меня! Открой рот, — голова, больше похожая на череп, обтянутый пергаментной кожей, развернулась к нему и с готовностью открыла рот. — Медленно разжуй снадобье, пока оно не исчезнет. Понял? А теперь отдыхай. С утра будешь, как новенький.

Надо было видеть, как светлело лицо зека при этом. Жуткая маска обреченности и страха, которую он уже привык носить, вдруг исчезала. Разглаживались морщины, приподнимались уголки рта. Он ощущал настоящее умиротворение впервые за много — много недель.

— А теперь ты, браток, — друид уже стоял у следующих нар и подмигивал новому собрату по несчастью. — Ты смог добыть тот мох, о котором я просил? — тощий пленный с лихорадочным священным трепетом в глаза исступленно закивал головой. Из-за пазухи сразу же вытащил небольшой тканный сверток с серой влажной массой — мхом. Лучшего ингредиента для нового снадобья нельзя было и придумать. Им любую лихорадку, словно рукой можно было снять. — Сейчас, сейчас. Потерпи немного. Вот, готово. Расстегни немного рубаху и клади это на грудь. Теперь закрывайся и лежи. Сейчас жарко будет.

И так он ходил от одного бедолаги до другого, пока не обошел почти всех. Оставались лишь двое — друг и, кажется, враг. По крайней мере, Гвен так думал.

— А ты, дружище, смотрю, совсем ничего не просишь, — парень остановился у самой печки, где грелся плюгавенький мужичок с юрким крысиным лицом. Тот все это время старательно делал вид, что ему нет никакого дела до всего, происходящего в бараке. Но сам то и дело бросал в сторону друида продолжительные внимательные взгляды. — Значит, забот никаких? Жизнь хороша?

Мужичонка при этих словах резко дернулся, но было уже поздно. Гвен с силой ткнул его пальцем в одну хитрую точку на шее, переплетение силы в человеке, и его немедленно скрючило от боли.

— Ну-ка поглядим, что ты за птица…

Быстро обыскав корчащегося перед ним человека, друид понимающе хмыкнул. Вот, значит, в чем было дело.

— Упитанный, вижу. Хорошо кушаешь, значит. Ага, — потрепал его по щеке, которая совсем не казалась впалой и осунувшейся. — Хм, и даже чистый. А это что такое? Зубы? Целые?

Чтобы в таком состоянии сохранились зубы, нужно было довольно хорошо питаться. И это в лагере?

— Братуха! — со спины Гвена похлопали по плечу. Оказалось, там уже стояло едва ли не пол барака. — Отойди-ка, в сторонку. Мы сами с ним поговорим.

Встретившись с иступленным, налитым ненавистью, взглядом друид понимающе кивнул. Пусть они сами все решат с иудой. Он сам выбрал эту дорогу и понимал на что шел. А его ждал товарищ…

— Живой, Яков? –присел на край шконки, где лежал его товарищ. Его принесли больше часа назад и с тех пор ни разу не вставал. Только молча смотрел вверх. — Так худо было?