Альтернативным планом покушения предусматривалось «поручить «Максу» разработать вариант и подготовить условия вручения через одного из коста-риканских представителей подарка Тито в виде каких-либо драгоценностей в шкатулке, раскрытие которой приведёт в действие механизм, выбрасывающий моментально действующее отравляющее вещество» (там же, с. 532). Как можно заметить, во всех случаях после совершения «акции» советский след можно было бы лишь предполагать: исполнитель приговора должен был погибнуть и сам. В последнем варианте невольный убийца умер бы, вообще не зная о своей роли. Как любил говаривать «отец родной»: «Дёшево и мило»! Интересно отметить, что сам П. Судоплатов, участвовавший в обсуждении этих планов в кабинете Сталина, считал их «наивными». Он, правда, не поделился деталями своих – несомненно ещё более «профессиональных» и интригующих – предложений, сделанных в ходе целого ряда соответствующих совещаний. Имею основания полагать: в этот раз обошлись бы без автоматов и ледоруба... К счастью, через несколько дней после упоминавшегося разговора Сталин, судя по всему, был отравлен сам и умер 5 марта 1953 года. «Идея покушения на Тито, – не без облегчения признаётся П. Судоплатов, – была окончательно похоронена». Можно считать, что югославскому диктатору крупно повезло.
Так или иначе, использование всяческих «сюрпризов» и «нестандартных подходов» – будь то бомба в коробке из-под конфет в голландском кафе (так сам П. Судоплатов устранил украинского националиста и по совместительству агента Абвера Е. Коновальца) или отравленное жало-зонтик на мосту в Лондоне (подобным экзотическим образом КГБ и болгарская разведка уничтожили диссидента Маркова) – всегда являлось «фирменным» почерком советских спецслужб как до, так и после Второй Мировой войны. Судя по обстоятельствам недавнего устранения в Лондоне бывшего сотрудника ФСБ Литвиненко, а также операций по ликвидации Дудаева, Хаттаба и Басаева, российские продолжатели дела НКВД и Разведупра по-прежнему неравнодушны к достижениям научно-технического прогресса. Отметим также, что описанных нами методов отнюдь не чурались (и не чураются) и сотрудники спецслужб «демократических государств»: те тоже частенько практиковали политические убийства как «традиционными» (расстрел Че Гевары), так и более экзотическими (попытки устранения Фиделя Кастро) способами.
Ещё один пример «отравительной» операции (правда, так и не завершившейся гибелью жертвы) описал в своих мемуарах Вальтер Шелленберг. Так, в апреле 1941 года Гейдрих приказал ему устранить в Португалии старого политического противника Гитлера – Отто Штрассера (сам Шелленберг подозревал, что тот «одновременно работал на Сталина»: см. «Мемуары», с. 186). Ликвидация Штрассера должна была произойти с помощью токсина, разработанного неким «доктором Шт.»: «...им создана сильнодействующая бактериологическая сыворотка, капли которой достаточно, чтобы умертвить человека с вероятностью 1000/1. Наличие следов сыворотки в организме убитого исключено. Препарат действует, в зависимости от конституции жертвы, в течение двенадцати часов, создавая картину заболевания, похожего на тиф. При высыхании препарат не теряет эффективности. Достаточно капнуть в стакан для полоскания рта каплю этого раствора, чтобы при последующем использовании стакана высохшая масса вещества вновь начала действовать» (там же, с. 188). Лично я не сомневаюсь, что в распоряжении советских «органов» имелись ничуть не менее смертельные субстанции...
По-видимому, некоторые сомнения в удачном исходе задуманного появились у Сталина и его ближайших подручных лишь к обеду: примерно
в 14.0021 июня вождь отдал приказ о приведении в боевую готовность войск ПВО Московского округа «на 75%». Посол в Берлине Деканозов уже с утра получил приказ Москвы названивать в германский МИД, добиваясь встречи с Риббентропом. Впрочем, согласно книге Энтони Бивора«Stalingrad» (с. 3), звонил не сам советский посол, а его переводчик – ставший впоследствии довольно известной личностью Валентин Бережков (если верить ему самому – что я делал бы с определённой осторожностью, его произношение было настолько совершенным, что Гитлер принял его за немца родом из Берлина). Ему отвечали, что Риббентропа в Берлине нет и неизвестно когда будет. В середине дня один из германских чиновников якобы подсказал Бережкову, что министр иностранных дел Германии находится в ставке фюрера и что «там что-то происходит»(там же, с. 4). Если такое сообщение ушло в Москву, то там эту информацию вполне могли интерпретировать по-своему и отнестись к ней с несколько большим воодушевлением, чем она того заслуживала («Подох, гнида?!»). Вместе с тем, было понятно, что точные сведения о том, что произошло (и произошло ли) не могли быть получены быстро. К тому же, неизвестно и то, знал ли Сталин совершенно точно о том, где именнов течение 21 июня находился сам фюрер.