б) одновременно ударом с фронта Сенява, Перемышль, Лютовиска разбить силы противника на краковском и сандомирско-келецком направлениях и овладеть районом Краков, Катовице, Кельце, имея ввиду в дальнейшем наступать из этого района в северном или северо-западном направлении для разгрома крупных сил северного крыла фронта противника и овладения территорией бывшей Польши и Восточной Пруссии;
в) прочно оборонять госграницу с Венгрией и Румынией и быть готовым к нанесению концентрических ударов против Румынии из районов Черновицы и Кишинев с ближайшей целью разгромить сев[ерное] крыло Румынской армии и выйти на рубеж р. Молдова, Яссы»[168]
.Таким образом, как справедливо указывает С.Н. Михалев, майский «план представлял собой несколько трансформированную разработку, заложенную ранее» в мартовском плане[169]
, а достижение ближайших стратегических целей планировалось обеспечить наступательными действиями, прежде всего войск Юго-Западного направления, на котором следовало развернуть 65,2 % всех дивизий, предназначенных для действий на Западе. Правда, согласно справке о развертывании вооруженных сил СССР на Западном ТВД, подготовленной 13 июня заместителем начальника Генштаба генерал-лейтенантом Н.Ф. Ватутиным, количество развертывавшихся на Юго-Западном направлении дивизий было несколько сокращено до 61,8 %[170]. Для обеспечения сильного первоначального удара по противнику основные силы планировалось развернуть в армиях первого эшелона, куда включалась большая часть подвижных соединений.Анализ содержания доступных документов советского оперативного планирования показывает, что его основная идея заключалась в том, что Красная армия под прикрытием развернутых на границе войск западных приграничных округов завершит сосредоточение на ТВД сил, предназначенных для войны, и перейдет во внезапное решительное наступление, нанеся упреждающий удар по сосредотачивающимся у советских границ германским войскам. Особенно четко эта идея выражена в документе от 15 мая 1941 г., которым Красная армия должна была руководствоваться в начале войны[171]
. Об этом же свидетельствует отсутствие каких-либо упоминаний о возможных действиях Красной армии по отражению ожидавшихся согласно этим планам ударов вермахта. Ведь «отражать агрессию мыслилось путем ведения на главных направлениях стратегических (фронтовых) наступательных операций»[172].Широко распространенное мнение о том, что СССР сначала ждал нападения врага, а уже потом планировал наступление, не учитывает того, что в этом случае стратегическая инициатива фактически добровольно отдавалась бы в руки противника, а советские войска ставились бы в заведомо невыгодные условия. Ведь отсутствие сведений о точном сроке нападения противника не позволило бы своевременно провести мобилизацию, сосредоточить и развернуть на ТВД необходимую группировку Красной армии, что соответственно сделало бы невозможным осуществление всех этих планов. Как это, к сожалению, и произошло в действительности в июне 1941 г. Тем более что сам переход от обороны к наступлению, столь простой в абстракции, является очень сложным процессом, требующим тщательной и всесторонней подготовки, которая должна была начинаться с оборудования четырех оборонительных рубежей на 150-км глубину. Но ничего подобного до начала войны не делалось, и вряд ли стоит всерьез отстаивать тезис о том, что Красная армия могла успешно обороняться на неподготовленной местности, да еще при внезапном нападении противника, которое советскими планами вообще не предусматривалось. Кроме того, неясно, зачем надо было планировать наступательные операции, если войскам предстояла оборона от нападающего противника. Ведь никто не знает, как сложится ситуация на фронте в ходе оборонительной операции, где окажутся наши войска, в каком они будут состоянии и т. д. Кстати, не известно ни одного документа оперативного планирования, где бы затрагивалась проблема перехода от обороны к наступлению, что подтверждает отсутствие ее проработки.