1941. Победный парад Гитлера

Начался сильный дождь. Фашисты загнали нас в какой-то недостроенный дом. Вначале нас привели в Головановск, где соединили с другими группами пленных. Уже в составе большой колонны перегнали в Умань. Сначала нас разместили в каком-то птичнике, затем перегнали в большой глиняный карьер, который впоследствии получил название «Уманская яма».

Условия содержания пленных в этом месте были ужасными. Не было еды, практически не хватало для питья воды, мы были лишены всякой медицинской помощи. Уже к вечеру первого дня пребывания в яме начали умирать тяжело раненные товарищи.

В то же время охрана лагеря была слабой, а в самом лагере вскоре появились люди, которые начали агитировать за сотрудничество с фашистами. Очень часто у лагеря появлялись местные жители, которые нередко за продукты выкупали пленных родственников, знакомых и просто приглянувшихся им пленных.

Мне надеяться на такое чудо не приходилось. Решили с товарищем действовать самим. Через десять дней нас вывел с ямы переводчик за часы.

После освобождения из лагеря я жил на оккупированной территории в селе Комарово. Работал конюхом, выполнял другие хозяйственные работы.

После освобождения села Красной Армией весной 1944 года был вновь мобилизован. Служил в 3-й танковой армии. После победы вернулся в Комарово».

Из воспоминаний Савина Александра Григорьевича – артиллериста-разведчика бронепоезда 77-го полка 10-й дивизии войск НКВД о боях в составе 58-й горнострелковой дивизии.

«Трудным был путь из окружения под Гусятиным. Километрах в 25–30 от Умани, на полевой дороге мы обнаружили брошенную автомашину с зенитным пулеметом. Я ее обследовал, покопался, и она завелась. Всей группой ехали на ней до Умани. Остановились около воинской части, – оказался особый отдел 58-й стрелковой дивизии. Всю группу направили в роту. Я попал минометчиком ротного миномета, с ходу вступили в бой в составе 58-й стрелковой дивизии. Я не знаю, какой это полк, батальон или рота. Вели тяжелые бои.

Вскоре меня вызвали в Особый отдел 58-й стрелковой дивизии. Я немного был удивлен, зачем им понадобился. Оказывается, я был включен в группу сопровождения документов Особого отдела и штаба 58-й стрелковой дивизии. Нужно было иметь, на всякий случай, шофера дублера. Так я оказался в этой группе.

Так начался наш долгий и трудный путь из окружения, в которое попали 6-я и 12-я армии. Через какие населенные пункты проезжали, сказать не могу. Лейтенант определял нам путь, соблюдая предосторожность. Добрались до Кировограда. Местные жители сказали, – на окраине города немцы. Доехали до узловой станции Пятихатки, остановились на окраине поселка. Ночью немцы подвергли жестокой бомбардировке, все горело. Рано утром вошли немцы. Доехали до Днепра, но переправиться нам удалось только в Запорожье. Прибыли в район Такмака за Днепром, поступили в распоряжение Особого отдела 18-й армии. Меня оставили продолжать службу при Особом отделе 18-й армии, шофером.

Вот так закончился мой первый период, самый трудный этап моей жизни. Это был трагический и в то же время героический период».

Из воспоминаний старожила города Умани Брыжко Григория Корнеевича, 1926 года рождения.

«Наша семья проживала в Умани на ее юго-восточной окраине. Прямо за нашими домами находился кирпичный завод, а далее карьеры, где добывали глину для производства кирпича. Именно с этой стороны в последние дни июля 1941 года к городу подходил противник.

Боев за Умань не было. Советские войска начали оставлять город уже 28 и 29 июля. Поэтому до появления немецких частей в течение трех дней в городе было полное безвластие. Только изредка появлялись машины с советскими солдатами, которые на большой скорости проносились по притихшему пустынному городу и уходили на юго-восток. Охранялись только городская тюрьма, здание райкома партии и район железнодорожного вокзала. Но там работали специальные команды, которые работали на уничтожение всего самого ценного, в том числе и следов своей разрушительной «работы».

В эти дни пустующие воинские казармы, магазины города и другие склады подвергались разграблению населением. Местные жители тащили все, что имело хоть какую-то ценность. Более оборотистые мужики и бабы тут же бросились на мельницу и растащили мешками муку, с маслобойни забрали уцелевшее растительное масло, со швейной фабрики – отрезы ткани и готовые изделия. Брали в первую очередь то, что было необходимо для жизни. Но затем в городе появились крестьяне из окрестных сел с телегами и мешками. Разграбление приобрело окончательно стихийный характер. С местной детской музыкальной школы были вынесены инструменты, с библиотек – книги.