Чтобы ответить на этот вопрос и одновременно закрыть его, познакомлю читателя с фрагментом памятной записки Черчилля начальникам штабов от декабря 1941 года. Эта записка приведена в книге Дж. Батлера и Дж. Гуайера «Большая стратегия. Июнь 1941 – август 1942».
Итак:
«Главными факторами в ходе войны в настоящее время являются поражения и потери Гитлера в России…
Ни Великобритания, ни Соединенные Штаты не должны принимать никакого участия в этих событиях, за исключением того, что мы обязаны с пунктуальной точностью (угу! –
То есть англосаксы предполагали иметь с нами партнерство типа того, что устанавливается между осликом и его погонщиком, который вешает перед носом ослика морковку, чтобы ослик резвее бежал.
Однако со Сталиным такие фокусы не проходили, Великую Отечественную войну мы вели так, как могли, а не так, как это надо было англосаксам. Хотя порой союзнический долг нам стоило бы выполнять с коварной «пунктуальной» «точностью» Черчилля, а не с рыцарственных позиций Сталина. Я имею в виду ускорение сроков нашего зимнего наступления 1945 года для облегчения положения союзников, попавших под удары вермахта в Северной Франции и Бельгии.
Впрочем, вернемся в 1941 год…
Ни о каком победном советском шествии к Берлину на быстроходных «автострадных» танках в 1941 году речи быть не могло. Но встретить врага достойно и уверенно нам в 1941 году было чем. Потенциал РККА и общий потенциал страны такую возможность нам давал.
Конечно, все негативные факторы – и те, о которых было сказано выше, и те, о которых здесь не сказано (износ старой техники, некомплект вооружения, неприработанность новой техники, недостаточная обученность личного состава и т. д.), – не позволили бы сразу же отразить удар вермахта.
К тому же сам алгоритм открытия военных действий, предусмотренный «оперативным» планом Генштаба, был тяжеловесным и неоперативным. Система засургученных пакетов, сама процедура вскрытия которых исключала динамизм и немедленную реакцию того или иного соединения на реально сложившуюся обстановку, не могла не сказаться на эффективности ответных действий сил прикрытия в первые часы войны. Так что фронт в любом случае серьезно прогнулся бы, а где-то и был бы прорван.
Но что, если бы части и соединения сил прикрытия после того, как подсохли дороги после весенней распутицы 1941 года, находились не в состоянии
Это ведь – при ответственном отношении к своим обязанностям командования, начиная с окружного и заканчивая полковым, – было вполне возможным.
Командир стрелкового полка не мог без приказа из дивизии поднять полк по боевой тревоге с выводом боевой техники, с выдачей боеприпасов и т. д. Но он мог хотя бы с началом лета 1941 года ограничить увольнения, усилить или ввести службу наблюдения за воздушным пространством, увеличить количество бодрствующих за счет усиленных караулов, обеспокоиться наличием в части боекомплекта, ориентировать личный состав на повышенную бдительность и т. д.
Все это мог сделать уже командир полка.
И тем более это мог сделать командир дивизии – как это сделал командир 41-й стрелковой дивизии КОВО генерал Микушев.
А уж командир корпуса своей властью мог и много больше, не говоря о командующем армией и, наконец, командующем округом.
Я уже не раз писал, что приказы еще наркома обороны Ворошилова, а затем приказы наркома обороны Тимошенко строго требовали от войск обеспечить маскировку боевой техники, создать ложные аэродромы, рассредоточивать технику. И если бы командир авиационного полка не держал самолеты «по линейке», а рассредоточивал их, то он всего лишь выполнял бы приказ наркома. Но в частях этот приказ чаще всего не выполняли, почему и понесли сразу же большие потери в самолетах на земле.
А ведь можно было строить боевую учебу например, так, чтобы в состоянии готовности к взлету с бортовым боекомплектом находилась бы в течение суток хотя бы одна эскадрилья – без взлета… Конечно, пилоты, вынужденные изо дня в день уделять все внимание самолетам, а не девушкам, не благодарили бы командира полка. Однако в ответ на их ворчание: «Ну, а девушки?» – он как сознательный командир РККА мог бы, совместно с заместителем по политпропаганде, резонно отвечать: «А девушки? А девушки – потом, в шесть часов вечера после войны».
Увы, в реальной истории последних предвоенных дней мы имеем печальные примеры обратного. Сталин ли и социализм в том виноваты или российские самодержцы и царизм, заложившие не лучшие традиции в русском офицерском корпусе, кто бы и что бы ни утверждал обратного?
Да что там!