1941. Совсем другая война (сборник)

То есть англосаксы предполагали иметь с нами партнерство типа того, что устанавливается между осликом и его погонщиком, который вешает перед носом ослика морковку, чтобы ослик резвее бежал.

Однако со Сталиным такие фокусы не проходили, как это происходит сейчас с «россиянскими» руководящими ельциноидами. Великую Отечественную войну мы вели так, как могли, а не так, как это надо было англосаксам.

Хотя порой союзнический долг нам стоило бы выполнять с коварной «пунктуальной» «точностью» Черчилля, а не с рыцарских позиций Сталина. Я имею в виду прежде всего ускорение сроков нашего зимнего наступления 1945 года для облегчения положения союзников, попавших под удары Вермахта в Северной Франции и Бельгии.

Впрочем, вернемся в 1941 год…

Ни о каком победном шествии к Берлину на быстроходных «автострадных» танках конструкции Резуна-«Суворова» в 1941 году речи быть не могло. Но встретить врага достойно и уверенно нам в 1941 году было чем. Потенциал РККА и общий потенциал страны такую возможность нам давал.

Конечно, все негативные факторы – и те, о которых было сказано выше, и те, о которых я здесь не говорил, но писал ранее (износ старой техники, некомплект вооружения, неприработанность новой техники, недостаточная обученность личного состава и т. д.), – не позволили бы даже сдержать соединенные удары Вермахта и Люфтваффе. К тому же сам алгоритм открытия военных действий, предусмотренный оперативным планом Генштаба, был тяжеловесным и, прошу прощения за не лучший каламбур, неоперативным. Система засургученных пакетов, сама процедура вскрытия которых исключала динамизм и немедленную реакцию того или иного соединения на реально сложившуюся обстановку, не могли не сказаться на эффективности ответных действий сил прикрытия в первые часы войны.

Так что фронт в любом случае серьезно прогнулся бы, а где-то и был бы прорван.

Но если бы все части и соединения сил прикрытия после того, как подсохли бы дороги после весенней распутицы 1941 года, находились бы в состоянии неофициально повышенной боевой готовности – что было сделать в масштабах государства не так просто, а в состоянии просто готовности к боевым действиям? В состоянии натянутой струны – к чему обстановка с начала мая 1941 года вполне вынуждала.

Это – при ответственном отношении к своим обязанностям командования, начиная с окружного и заканчивая полковым, – было вполне возможным. До начала войны командир стрелкового полка не мог без приказа из дивизии поднять полк по боевой тревоге с выводом боевой техники, с выдачей боеприпасов и т. д., но ведь он мог хотя бы с началом лета ограничить увольнения, усилить или ввести службу наблюдения за воздушным пространством, увеличить количество бодрствующих за счет усиленных караулов, обеспокоиться наличием в части боекомплекта, ориентировать личный состав на повышенную бдительность и т. д.

Все это мог сделать уже командир полка.

И тем более командир дивизии. Как уже помянутый мной выше командир 41-й стрелковой дивизии КОВО генерал Микушев.

А уж командир корпуса своей властью мог и много больше. Не говоря о командующем армией и, наконец, командующем округом.

Я не раз писал в своих книгах, что приказы еще наркома обороны Ворошилова, а затем приказы наркома обороны Тимошенко строго требовали от войск обеспечить маскировку боевой техники, создать ложные аэродромы, рассредоточивать технику. И если бы командир авиационного полка не держал самолеты «по линейке», а рассредоточивал их, то он всего лишь выполнял бы приказ наркома. Но в частях этот приказ чаще всего не выполняли, почему и понесли сразу же большие потери в самолетах на земле.

А ведь можно было строить боевую учебу, например, так, чтобы в состоянии готовности к взлету с бортовым боекомплектом находилась бы в течение суток хотя бы одна эскадрилья. Без взлета… Не думаю, что пилоты, вынужденные изо дня в день уделять все внимание самолетам, а не девушкам, так бы уж и благодарили командира полка. Однако в ответ на их ворчание: «Ну, а девушки?» – он как сознательный командир РККА мог бы, совместно с заместителем по политпропаганде, резонно отвечать: «А девушки? А девушки – потом, в шесть часов вечера после войны…»

Увы, в реальной истории последних предвоенных дней мы имеем печальные примеры обратного. Сталин ли и социализм в том виноваты или российские самодержцы и царизм, заложившие не лучшие традиции в русском офицерском корпусе, кто бы и что бы ни утверждал обратное?

Да что там!

Не будем говорить о том, что боевую учебу и повседневную жизнь войск в силах прикрытия РККА можно и нужно было строить с весны 1941 года совершению иначе, чем это имело место быть.

Даже два последних предвоенных дня, прошедших с момента получения директивы Тимошенко и Жукова (безусловно, санкционированной Сталиным) о переводе управления приграничных военных округов на фронтовые командные пункты, в этих самых округах могли бы использовать с умом. Раз уж была получена такая директива и коль уж подчиненные Павлова и Кирпоноса на глазах минчан и киевлян стали собирать пожитки для переезда под Барановичи и в Тернополь, то кто запрещал командующим округами хотя бы через офицеров связи в тот же вечер 19 июня 1941 года осведомить о происходящем всю цепь командования «округ – армия – корпус – дивизия – полк»?

Кто запрещал осведомить хотя бы лично командиров, а уж те, натянувшись как струна, своей властью могли бы сделать не так уж и мало для того, чтобы вверенные им части тоже подтянулись бы и изготовились.

Ведь не все дивизии сил прикрытия были подняты с коек бомбовыми ударами немцев. Многие – не только 41-я дивизия генерала Микушева – начали войну своевременно и достойно, но сразу же образовавшиеся бреши поставили в катастрофическое положение даже изготовившихся.

Обобщающий и строго документированный труд о тех днях сегодня написать невозможно уже потому, что те, кто имеет доступ к оставшимся после волкогоновского погрома архивам, не заинтересованы в правде, а те, кто заинтересован в правде, не имеют доступа к архивам.

Увы, есть ныне в наличии и те, кто не имеет доступа к архивам, но тоже не заинтересован в правде. Вот такие «исследователи» и производят на свет книги, полные или якобы документированной лжи, или полуправды. Вина в таких «исследованиях» обычно сваливается или на Сталина, или на социализм и большевиков, или на ГУЛАГ, или на поголовную некомпетентность командования Красной Армии всех уровней, или на все это, вместе взятое.

Хотя главная причина провалов – в ином, и кое-что об этом я, надеюсь, сказал – в рамках того, что позволяет краткая статья.

Что же до основного вопроса, с которого эта статья была начата, то на него сегодня можно уверенно ответить так…

Конечно же, то, что мы докатились до Москвы, объективно обусловлено не было. Если бы на рассвете 22 июня 1941 года своевременно взлетели не только «юнкерсы», «хейнкели», «дорнье» и «мессершмитты», но и «петляковы», «ильюшины», «миги», «Яковлевы», И-16, то война сразу началась бы иначе и скорее всего германское нашествие было бы остановлено где-то на рубеже Днепра.

Рига, Таллин, Минск, Львов, Житомир все равно были бы оккупированы, но уж Смоленск – вряд ли.

Остался бы в этом случае скорее всего советским и Киев, не говоря уже о Харькове, Днепропетровске, Запорожье…

Варианты успешной в целом стратегической обороны или организованного отступления с последующей прочной обороной для Красной Армии в 1941 году имелись. Ставший известным уже в ходе войны как крепкий в обороне полководец генерал армии Петров считал, что можно было бы добиться успехов в 1941 году и в том случае, если бы советские части не пятились под натиском немцев, пытаясь контрнаступать фронтально, а смелее и шире применяли бы фланговые удары, в том числе по коммуникациям весьма моторизованной германской армии.

То есть фронт можно было бы стабилизировать в 1941 году на линии Днепра и западнее Киева, если иметь в виду материальные, кадровые и мобилизационные возможности Красной Армии в 1941 году.

У нас к 22 июня 1941 года было уже – ив немалых количествах – хорошее оружие. Бомбардировщики ДБ-Зф (Ил-4), Пе-2, штурмовики Ил-2, истребители МиГ-3, Як-1, ЛаГГ-3 воевали, по сути, всю войну. Мы имели уже тогда более тысячи средних танков Т-34 и более пятисот тяжелых танков КВ.