1941 – Туман войны

И тогда немецкие войска в Белоруссии получат у себя в тылу большую проблему, на ликвидацию которой им придется оттянуть с фронта значительные силы, это в самом плохом для нас варианте, а в самом хорошем, если под Белостоком действительно получится собрать значительное количество наших войск и ресурсов снабжения, тогда там может получиться долговременная мясорубка для живой силы и боевой техники противника, и это может иметь даже стратегическое влияние на ход всего немецкого наступления в Белоруссии…

Что ж, Павлов, когда прислал свой пакет с информацией напрямую в Кремль, опять угадал, везучий стервец, – окончательное решение по организации Белостокского оборонительного района и сопутствующим назначениям все равно принимать мне, и делать это надо срочно, прямо на сегодняшнем совещании в Наркомате обороны. С другой стороны, похоже, самая свежая информация о положении дел на Западном фронте сейчас именно у меня, и тогда поездка ни в Наркомат, ни в Генштаб никаких новых сведений не принесет, тогда, пожалуй, лучше собрать этих растерянных военных здесь, в Кремле, и прямо здесь провести заседание Ставки Главного командования. Интересно будет посмотреть на выражения лиц этих горе-военных, когда они от меня узнают самые свежие данные по текущему положению дел в Белоруссии, и еще интересней будет послушать мнение председателя Ставки ГК по вопросу создания оборонительного района в тылу противника…

А вообще, пора этот балаган с председательством Тимошенко прекращать – не тянет он руководство Ставкой. Так что придется, пожалуй, мне и тут впрягаться, на себя руководство брать. Наверное, сегодня все и по этому вопросу решим… Интересно, как эту реорганизацию воспримут наши военные… тупоголовые ослы!..

Вот только внезапные и необъяснимые перемены в действиях самого Павлова… Нет, резкое изменение истерического поведения и превращение его в прежнего, решительного и настойчивого командира это, безусловно, очень хорошо. Снова собран, ни следа паники, решительность сквозит в каждом предложении. Но что к этому привело, что изменилось, ведь обстановка, с его же слов, отнюдь не располагает к приливам оптимизма? Будто подменили его. Да и сама ситуация перехода панического отступления в круговую оборону, неожиданную и не предусмотренную никакими довоенными планами, при всех положительных замечаниях Шапошникова, выглядит малопонятной…

Опять же, нынешний руководитель оборонительного района – не командарм, которых в том районе ТВД у Павлова было целых три, а всего лишь командир механизированного корпуса, который, пусть он и грамотный, способный генерал, но танкист, и оборона – это вовсе не его конек. Тогда возникает закономерный вопрос: где находятся и чем занимаются тамошние командармы?..

Словом, много необъяснимого и непонятного получается, а объяснение, если воспользоваться «бритвой Оккама» и не преумножать сущности сверх необходимого, получается только одно – что-то там у них случилось, в Белоруссии, что-то, что и вызвало как резкие изменения в поведении самого Павлова, так и возникновение новых, совершенно неожиданных планов ведения боевых действий.

А вот для того, чтобы выяснить, что именно у них там случилось, одного товарища Василевского, пожалуй, будет маловато…»

Сталин постоял еще немного, потом вернулся за свой стол, еще раз перечитал донесение Павлова, окончательно раскладывая в голове порядок своих действий, и снова поднял телефонную трубку.

– Товарищ Поскребышев, вызовите ко мне товарища Берию…

Глава 3

Генеральный комиссар государственной безопасности Лаврентий Павлович Берия, выйдя почти в час ночи из кабинета Сталина, попрощался с Молотовым и Микояном, но направился не домой, а на Лубянку, в свой рабочий кабинет – он никогда не уезжал домой до тех пор, пока Хозяин работал, и потому всегда был готов ясно и четко ответить на любой вопрос Сталина по телефону или быстро прибыть в Кремль по его вызову.

Этой полезной привычке он следовал уже почти три года – еще с августа 1938-го, когда Сталин сначала назначил его на должность начальника Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, а чуть позже, в ноябре того же года, выдвинул на пост народного комиссара внутренних дел СССР.

Впрочем, справедливости ради необходимо отметить, что этой привычке следовал не он один. А все потому, что сам Сталин, который и до войны-то, в мирное время, часто и много работал ночами, сейчас и подавно, ежедневно трудился по шестнадцать и более часов в сутки, захватывая ночь до трех-четырех утра, а потом короткий отдых, и снова за работу. При этом в случае надобности получить дополнительную информацию или срочно решить вопрос Сталин частенько мог запросить «ответственного товарища» по телефону и даже вызвать к себе в кабинет. И если «ответственный товарищ» оказывался вдруг не совсем «ответственным» – заспанным голосом мямлил по телефону не конкретику, а какую-нибудь чушь или, того хуже, был пьяно-расслаблен после «долгого трудового дня», то, как известно, «такие товарищи – нам не товарищи».